Колумбийская лига анархистов (США)
Общий взгляд на самих себя, окружающий мир и перспективы социальных изменений
Как нам это видится
-
Абсолютное большинство людей в мире не контролирует основные социальные, экономические и политические решения, которые непосредственно и в значимым образом отражаются на их собственной жизни. Мы вынуждены жить, работать и умирать в соответствии с тем, что диктуют нам иерархические организации — начиная от школы, корпораций и церкви и кончая кульминацией всех их в лице национального государства. Нас индоктринируют в государственных и церковных школах. Мы вынуждены продавать свои жизни и свой труд в капиталистической экономике, в то время как те, кто владеет и распоряжается средствами производства, не только наживаются на нашем труде, но также определяют форму и характер все более широких пространств как в социальном, так и в природном мире. Нас дисциплинируют, облагают налогами и оболванивают интегрированные системы местных, региональных и национальных правительств. Они не только издают законы, регулирующие наш труд, культуру и общественные отношения, но также содержат значительный пропагандистский аппарат, полицейские силы, тюрьмы, армии, системы слежки и даже центры пыток и батальоны смерти, если это необходимо для обеспечения нашего подчинения.
-
Иерархическая и отчужденная организация общественной жизни, которую навязывают нам эти господствующие институты, вызывает непрекращающиеся кризисы в жизни каждого человека, в каждой сфере человеческой деятельности. Эти кризисы зачастую проявляются наиболее интенсивно в области производства — там, где большинство из нас должны продавать значительную часть своей жизни за зарплату, которая никогда не сможет возвратить нам того, что у нас отнимают. Мы вынуждены работать в системе, которая не позволяет нам контролировать ни содержание нашего труда, ни его условия, ни его организацию, ни его смысл и цели. И мы делаем все это в обмен на «привилегию» купить небольшое количество производимых в массовом порядке товаров и стандартизованных «услуг», которые всегда останутся пустыми и неудовлетворительными заменителями богатой и радостной жизни, которой все мы действительно желаем. На самом деле почти каждый аспект жизни в современном обществе — семейная жизнь, сексуальность, образование, культура, знание, коммуникации, здравоохранение, транспорт и т.д. — колонизирован иерархией и отчуждением. Господствующие социальные институты повсеместно навязывают чуждую людям организацию повседневной жизни. Все организовано ради скрытых целей, без участия тех, кого это больше всего касается, и обычно противоречит действительным ценностям людей, их стремлениям и интересам. Вовсе неудивительно, что в результате этого люди воспринимают некоторые части своей жизни и тела как нечто нереальное, чуждое им или подвластное неким непреодолимым силам таинственного характера.
-
Нищета, бессмысленность и отчуждение повседневной жизни в современном мире -это не случайные продукты социальной системы, которая во всем остальном «хороша». Это неизбежные и непосредственные последствия существования системы, которая по своей сути не только чудовищно непродуктивна, но в нынешний ядерный век все более самоубийственна. Эта система состоит из относительно целостной структуры самовоспроизводящихся общественных отношений принуждения, иерархической власти и товарного обмена, общим основанием которых служит то, что для краткости может быть названо «отчуждением». Понятие «отчуждение» означает процесс, в ходе которого действия людей становятся отчужденными по отношению к ним самим и больше не воспринимаются ими как их собственные. Например, институт рабства очевидно подразумевает процесс отчуждения жизнедеятельности раба. Когда изначально свободные люди были впервые захвачены рабовладельческими обществами, было необходимо насильственно поработить их, поскольку они естественно понимали, что труд, почтительное отношение к хозяину и пассивное подчинение, которых от них требовали, были абсолютно чужды их желаниям и воле. Единство их желаний, воли и деятельности было разрушено, но они могли легко чувствовать и осознавать это отчуждение, поскольку его необходимо было поддерживать с помощью силы. Однако, после того, как их рабство поддерживалось таким образом некоторое время, они сознательно вырабатывали привычки самоподавления, чтобы избежать наказания за то, что они забывали о той роли, которую должны были играть. Они усваивали ожидания рабовладельцев, обучаясь быть рабами и думая о себе, как о рабах, хотя и поневоле. И в конце концов через некоторое время многие из них (особенно после нескольких поколений) действительно начинали смотреть на себя как на рабов, они начинали думать, что рабство было естественным установлением, и что состояние раба — их естественное состояние. Их привычки самоподавления были интернализованы, стали подсознательными, и в конце концов они забывали, что это всего лишь привычки. Они стали рабами на самом деле, и если бы им была предоставлена возможность бежать, они были бы неспособны даже увидеть ее, поскольку не осознавали, что где-то в глубине души они хотели бежать. Их отчуждение было настолько полным, что они больше не могли ощущать свои желания как свои собственные или осуществлять свою волю вне рамок своей жестко регламентированной жизни. Процесс отчуждения, связанный с рабовладением, аналогичен процессу «социализации», с помощью которого мы усваиваем свои «естественные» места внутри современных институтов нуклеарной (моногамной) семьи, всеобщего и обязательного (дез)образования, наемного рабства, представительной «демократии» и т.д.
-
В соответствии с классическим описанием отчуждения в процессе труда при капитализме, когда человеческий труд продается капиталисту в обмен на зарплату, он становится отчужденным. Поскольку тогда этот труд контролируется капиталистом (независимо от того, выступает ли в качестве капиталиста отдельная личность или некий институт, например, корпорация или государство), а не самим человеком, работник оказывается в ситуации, когда он(а) действует в соответствии с устанавливаемой извне логикой. Он(а) становится простой шестеренкой в машине производственного аппарата, который руководствуется целями внешними и чуждыми по отношению к занятым в нем работникам. Корпоративное или бюрократическое управление в больших организациях ставит своей целью изолировать работника от других как можно больше, в то время как наличие иерархической власти поддерживает жесткое разделение труда в организационной системе, рассчитанной на производство прибылей, накопление капитала и воспроизводство власти управляющих. Таким образом, коллективный труд атомизированных работников постоянно воспроизводит всю организационную систему, которая приобретает собственную инерцию и направление развития, так, что даже действия управляющих все более жестко определяются логикой организационного воспроизводства и расширения, которой они тоже вынуждены подчиняться.
-
Ирония заключается в том, что именно отчужденная деятельность людей и их труд составляют действительное содержание тех институтов, которые в свою очередь угнетают их. Тот же процесс отчуждения имеет место не только в сфере производства, но и во всех сферах общественной деятельности. Это приводит к тому, что социальный мир в целом кажется находящимся вне чьего-либо контроля; кажется, что он неумолимо движется по своему собственному загадочному пути в соответствии со своей собственной отчужденной и иерархической логикой. Поэтому говорят, что экономика регулируется сама по себе с помощью действий «невидимой руки», делающей нас жертвами депрессий, инфляции, безработицы и т.д. В политической сфере органы местной, региональной и центральной власти демонстрируют те же тенденции. Политические партии все больше напоминают друг друга, в то время как все они оказываются неспособными контролировать кризис, который привел к их избранию или государственному перевороту. Все правительства вынуждены подчиняться отчужденной логике международной системы. На Востоке и на Западе результаты одинаковы, хотя средства употребляются разные. Во всех сферах жизни, где господствуют иерархические формы организации, личность подчиняется одним и тем же процессам, поскольку все иерархические организации по определению подразумевают наличие принуждения, а принуждение обязательно требует от личности отчуждения ее деятельности с тем, чтобы она могла вписаться в отведенную ей роль. В результате, чем больше наша жизнь зависит от выполнения всех этих отчужденных ролей в иерархически построенном товарном обществе, тем менее мы способны жить, — тем менее наши жизни являются «нашими» в каком-либо смысле этого слова.
-
Люди никогда не являются просто пассивными жертвами навязанного извне подавления и манипуляций. Через нашу «социализацию» (наше «социальное обусловливание») в это общество каждый из нас учится участвовать в той или иной степени в своем собственном подавлении и манипулировании собой. Наш конформизм навязывается нам не только приказами хозяев или оружием полицейских, но также интернализованным хозяином и полицейским, которого каждый носит в себе, и который называется «характер». Характер — это форма, принимаемая отчуждением в личности человека. Это нечто вроде умерщвленного психического панцыря, который возникает у каждого из нас для того, чтобы мы могли приспосабливаться к иерархическому и отчужденному обществу. Развивая этот бессознательный панцырь (привычный слой принудительного, навязанного нам самоподавления) мы защищаем себя от некоторых наиболее жестких проявлений иерархии и отчуждения, но нам удается достичь этого только огромной ценой самоизоляции и извращения своих действий и мыслей. Характер может проявляться по-разному — в виде навязчивого стремления подавлять собственные чувства, в постоянном мышечном напряжении и возбужденности, в хроническом чувстве вины, в блокировке или хроническом сужении поля восприятия, в преувеличенном уважении к носителям власти, в приверженности догмам и неспособности мыслить самостоятельно, в навязчивых страхах или паранойе, в постоянном чувстве незащищенности, в принудительном выполнении ролей и неспособности отбросить притворство и «быть самим собой», в религиозных верованиях и вере в некие другие абсолюты, в расизме, сексизме, и так до бесконечности. Характер — это целостная организация всех усвоенных и привычных неспособностей, которые служат адаптации личности к требованиям иррационального общества. Это средство, с помощью которого иерархические и отчужденные социальные структуры вторглись в наши тела и в наш опыт и колонизировали их. Мы все парализованы отчуждением. Многие люди настолько сильно изуродованы им, что теперь они идентифицируют себя с репрессивными и эксплуататорскими институтами в большей степени, чем со своими собственными спонтанными импульсами, желаниями и чувствами. Характер — это механизм, создающийся в результате взаимодействия социального обусловливания и наших реакций на него. Он позволяет нам относиться к другим людям и к себе самим прежде всего как к товарам на рынке, которые продаются и покупаются, как к объектам внутри иерархических систем, которым можно отдавать приказы и которыми можно манипулировать. Иерархическое капиталистическое общество требует от людей, чтобы они относились друг к другу исключительно как если бы они были просто объектами. Развитие характера это всего лишь то, как мы становимся объектами и забываем о том, что когда-то мы были чем-то большим. (Детальное описание этой концепции характера дано в классической работе Вильгельма Райха «Анализ характера».)
-
Идеология — это проявление характера в области логики, языка и символов. Это средство, с помощью которого отчуждение и иерархия (и в конце концов характер) рационализуются и оправдываются через извращение человеческой мысли и общения. Всякая идеология по своей сути связана с заменой человеческой субъективности отчужденными концепциями и образами. Идеологии — это системы ложного сознания, в которых люди больше не рассматривают себя в качестве субъектов по отношению к своему миру. Вместо этого они рассматривают себя в качестве объектов, подчиненных тем или иным абстрактным вещам, которые становятся «реальными» действующими лицами в их мире. Всегда, когда некая система идей или обязанностей структурируется вокруг некоей абстракции, — тем самым назначая людям роли и обязанности — подобная система является идеологией. Все разнообразные формы идеологий структурированы вокруг различных абстракций, но тем не менее они всегда служат интересам иерархических социальных структур, основанных на отчуждении, поскольку они представляют собой иерархию и отчуждение в области мысли и общения. Даже если идеология по своему содержанию выступает против иерархии и отчуждения, по своей сути она следует тому, против чего сама выступает, и эта ее сущность всегда будет подрывать видимое содержание идеологии. Является ли центральной абстракцией идея Бога, Государства, Технологии, Семьи, Человечества, Мира, Работы, Любви или даже Свободы, если она представляет собой самостоятельный субъект, который предъявляет требования к нам, тогда она является центром идеологии и потому лжива. Капитализм, индивидуализм, коммунизм, социализм или пацифизм идеологичны в некотором смысле (как они обычно и воспринимаются). Религия и мораль идеологичны всегда по определению. Даже сопротивление, революция и анархизм зачастую принимают идеологическую форму, если мы недостаточно внимательны к тому, чтобы сохранять критическое отношение к тому, как мы мыслим и каковы действительные цели наших размышлений. Идеология буквально вездесуща. От рекламы до академических трактатов и научных исследований, почти всякий аспект современного мышления и общения идеологичен, и его реальный смысл для человеческих существ скрыт под многочисленными слоями мистификаций и извращений.
-
Наиболее ярким примером идеологической мистификации является зрелище. Зрелище — это организация образов, ставшая возможной благодаря современным средствам коммуникации. Простота, с которой образы могут быть оторваны от своих источников и реорганизованы для представления в этих средствах коммуникации в соответствии с идеологиями господствующих институтов, составляет техническую основу не только для манипуляции этими изолированными образами или идеологиями, но для создания видимости действительности. По мере того, как размах и сила зрелищной организации общества возрастает, то, что раньше непосредственно проживалось, все больше и больше сводится к репрезентации в образах, созданных для потребления. Организация зрелищной деятельности на практике одновременно является организацией действительной общественной пассивности, культивируемой среди зрителей. Вместо того, чтобы непосредственно проживать свои жизни, люди все более соблазняются ролью зрителей, потребляющих образы своей собственной отчужденной жизни, которые односторонне представляются им господствующими институтами современного общества. Зрелище — это не просто набор образов, но, что гораздо важнее, общественное отношение между людьми, опосредованное образами. Главная проблема с современными средствами массовой коммуникации состоит не в том, что они всегда представляют точку зрения иерархии, как будто иных точек зрения не существует вовсе (хотя в них безусловно существует идеологическая узость содержания). Гораздо более серьезная проблема заключается в самой форме или структуре масс медиа. В конце концов, содержание менее важно, чем иерархическая и отчужденная структура, которая несет это содержание. Каковы бы ни были высказываемые через масс медиа явные идеи, скрытая, но постоянно присутствующая идея заключается в том, что каждый из нас всего лишь беспомощный зритель в мире, который он никак не может контролировать. Наш единственный выбор состоит в том, чтобы выбирать из различных возможностей, предложенных нам невидимыми силами, определяющими все вокруг.
-
Если бы наши институты, культура, общественные отношения были бы действительно непосредственным выражением наших собственных коллективных желаний и нужд, они вряд ли бы часто ставились под сомнение. Против них не возникало бы столько возражений, если бы они действительно выполняли свои цели. Но всегда, когда людям навязывают систему отчужденных общественных отношений, это вызывает широко распространенное сопротивление. Это сопротивление — естественный результат того, что людей вынуждают принять чуждый им образ жизни, как если бы он был на самом деле их естественным образом жизни. Всегда, когда людей вынуждают подавлять свои импульсы, восприятие, суждения и ценности и действовать вопреки им, они имеют склонность к бунту, — иногда открыто, прямо и сознательно, но зачастую скрыто или даже бессознательно. Даже если подобная отчужденнная система существует на протяжении поколений и люди «социализируются» ею и воспринимают ее настолько, что она кажется им более реальной, чем их собственная личность, даже тогда неизбежно существует широкое сопротивление, хотя оно может проявляться лишь спорадически и в основном оставаться на уровне подпольных, скрытых тенденций к бунту и отрицанию. Институционализация подавления и отчуждения всегда оборачивается возвращением того, что подавляется. В соответствии с психоаналитической концепцией человеческой природы подавляемые стремления и желания никогда не уничтожаются сразу, но вместо этого возвращаются в человеческую деятельность, принимая другие формы (например, во сне или в бессознательных срывах, проговорках). Аналогично, институционализованное подавление никогда полностью не уничтожает неискоренимое человеческое желание жить и контролировать свою собственную жизнь. Напротив, человеческое сопротивление навязыванию искуственных ограничений иррациональных и авторитарных в своей основе общественных систем всегда будет выражаться в тысячах различных способов в повседневной жизни людей. Сопротивление, возникающее в самом сердце нашей повседневной жизни, — это естественный и спонтанный ответ на навязываемые нам авторитарные общественные отношения. Это всеобщее, но в основном все же бессознательное, движение отрицания, которое несет в себе семена всех потенциально сознательных движений за вольное (либертарное) общественное переустройство. На самом деле именно сюда уходят корнями все другие радикальные политические, общественные и религиозные движения. Все, начиная от неопределенного желания «что-то делать», «что-то менять» до небольших актов вандализма в университетах и школах, от воровства с работы и высмеивания носителей власти до серьезных актов вроде решения участвовать в бунте или «дикой» забастовке, — все эти спонтанные выражения отрицания могут быть неисследованными и неописанными отправными точками, которые заключают в себе наибольший потенциал для подлинного общественного радикализма в самом ближайшем будущем. Мы должны осознавать, что исключение всего, кроме сознательной и последовательной деятельности, из нашего восприятия политической «действительности» может привести лишь к «пораженчеству» в том, что касается перспектив радикального общественного переустройства.
-
На первый взгляд может показаться очевидным, что любой акт сопротивления репрессивной и отчужденной общественной системе это пусть небольшой, но все же шаг вперед в направлении создания нового общества. Однако, подобное умозаключение неверно. В действительности мы сталкиваемся с тем, что многочисленные акты, которые поверхностно кажутся направленными против иерархии и капитала, на самом деле вполне совместимы с ними. Эти акты частичной оппозиции всегда опираются на признание необходимости иерархической власти и социального отчуждения, они направлены лишь против специфических «злоупотреблений» или «несправедливостей» внутри целостной системы. Поскольку частичная оппозиция сосредотачивается на узких требованиях реформирования только определенных аспектов социальной структуры, она имеет парадоксальный эффект, — она укрепляет общественную систему, против которой она на первый взгляд борется, оправдывая эту систему в целом и в то же самое время помогая снизить давление на нее и адаптировать к ней требования социальных изменений. Это снижение давления на систему со стороны различных социальных сил, требующих изменений, иногда называют «исправлением» (recuperation). «Исправляя» импульсы, направленные на реальные социальные изменения и канализируя их в русло действительных или воображаемых реформ существующей общественной системы, эта система не только уничтожает угрозу собственному существованию, но также укрепляет свой контроль над людьми, создавая ощущение того, что фундаментальные реформы могут быть достигнуты постепенно, и что какая-либо более радикальная оппозиция может угрожать уже достигнутым реформам. Частичная оппозиция всегда вступает в противоречие с действительно радикальной оппозицией, поскольку первая всегда принимает в качестве правил игры основные установления иерархического товарного общества. Либеральные реформисты, «радикальные» моралисты и социал-демократы всегда предпочитают, чтобы мы боролись за «реалистические» реформы, стоя на коленях, нежели за радикальные изменения, встав во весь рост.
Ложная оппозиция — частный случай частичной оппозиции. Это попытка показаться всеобщей или радикальной оппозицией, оставаясь только частичной на практике. Этот тип оппозиции особенно характерен для марксистско-ленинских групп. Они объявляют себя революционерами, но их действительная практика воспроизводит иерархические и бюрократические тенденции того общества, которое они крититкуют. Несмотря на свои радикальные претензии, их представители в конце концов сохраняют менталитет людей, ориентированных исключительно на государственный переворот и на то, чтобы встать у власти в качестве нового, «просвещенного» правящего класса. Другой разновидностью частичной оппозиции является то, что можно назвать зрелищной оппозицией. Зрелищная оппозиция подразумевает создание образа бунта, который на самом деле не имеет или почти не имеет корней в окружающей социальной действительности. При этом типе воображаемой оппозиции целлулоидные образы бунта создаются «радикалами от масс медиа» или самими масс медиа, и их содержание либо полностью отсутствует, либо сведено к минимуму.
С другой стороны, радикальная оппозиция стремится к уничтожению иерархии и отчуждения в корне. Это всегда сознательная оппозиция по отношению к тотальности существующей общественной системы, поскольку она опирается на понимание того, как эта система действует в целом. Подобный целостный взгляд показывает, что когда ставится под сомнение один аспект системы, та в свою очередь компенсирует и «исправляет» брошенный ей вызов, распыляя его и интегрируя в себя, после чего система оказывается в состоянии свертывать какие бы то ни было реформы по мере того, как они перестают служить ее целям. Единственное движение, которое может когда-либо рассчитывать на действительные изменения, это такое движение, которое всегда ставит под сомнение всю систему в целом, даже тогда, когда оно сосредотачивается на частных аспектах этой системы.
-
Абсолютное уничтожение всякого отчуждения наверное невозможно, и те, кто требует достижения этого абстрактного абсолюта скорее всего догматичные фанатики, которых лучше избегать. Они — возможные кандидаты в робеспьеры будущих царств террора. Однако между Сциллой фанатизма и Харибдой беспринципного и оппортунистического реформизма лежит то, что мы считаем реализуемой и жизненной концепцией качественно более свободной, справедливой и приятной социальной системы. Подобная система не будет «чиста» и «безупречна», но она потребует действительно радикального переустройства общества, которое будет заключаться в изменении баланса общественных отношений, — оно покончит с нынешним историческим господством иерархических и авторитарных общественных отношений, заменит это господство самовоспроизводящейся системой неиерархических общественных отношений, которые могут быть названы некой разновидностью анархии.
-
Анархия в буквальном смысле означает «отсутствие власти». В своем лучшем смысле она означает общественную систему, в которой нет места политической иерархии и авторитаризму. Вместо иерархического правления монолитных институтов над простыми людьми анархия требует возможно более широкого, полного, действительного и непосредственного контроля со стороны тех, кого это непосредственно касается. Это не означает, что анархисты верят в некую абстрактную и неопределенную идею «демократии», «консенсуса» или «индивидуализма». Это значит, что анархисты требуют исключительно прямого и конкретного народного участия и контроля над всеми значительными общественными институтами, которые оказывают влияние на людей — не просто контроля над институциональной организацией и управлением, но также, что особенно важно, над направлением их деятельности, целями и самим существованием. Этого можно достичь только путем широкого и сознательного обращения людей к либертарным общественным и организационным ценностям и деятельности (самоуправление, спонтанность, автономия, сотрудничество, организации, созданные для людей, прямое действие, взаимная ответственность и отчетность, максимальная гибкость) в перестроенных институциональных рамках ориентированных на специфические, работающие и эффективные средства свободного общения и принятия решений.
-
Всякое подлинное сопротивление и оппозиция по отношению к иерархически организованному обществу, всякое движение, которое желает действительного и качественного изменения организации общества должно быть самосознательным и критически-радикальным общественным движением. Подобное движение должно включать в качестве центрального момента предопределение типа общества, которое оно хочет создать, как в вопросах организации, так и в вопросах качества повседневных отношений, которые она хочет установить. Концепция предопределения — это всего лишь другими словами выраженная идея о том, что средства общественного переустройства во многом определяют его результат. Исходя из этой концепции мы приходим к выводу о том, что традиционное марксистско-ленинское движение почти неизбежно переведет диктаторский стиль своих традиционных средств (иерархически-построенную политическую партийную организацию, идеологическое и догматическое мышление, «демократический централизм», авангардистское мышление и достаточно консервативные общественные ценности) в реальные монолитные бюрократические диктатуры, возникновения которых с уверенностью можно ожидать в качестве результата подобной деятельности (как это случилось в СССР, Китае, на Кубе, во Вьетнаме и т.д.). В то же время либертарное революционное движение, напротив, пытается создать непосредственно и демократически контролируемые альтернативные организации и контр-институты в качестве средств для достижения своей цели — создания действительно самоуправляющегося общества. На практике подобные организации могут быть (и всегда были) различны — от анархистских неформальных групп до федераций, от рабочих групп и анархо-синдикалистских профсоюзов до фабричных комитетов и советов, от вольных общин, групп по месту жительства до муниципальных движений, коллективов и кооперативов различных типов, разнообразных культурных учреждений, начиная от вольных школ, исследовательских групп, радикальных библиотек и центров документации до панк-клубов и кафе, а также партизанских отрядов и фабричных и местных групп самозащиты, народной милиции, когда в этом существует необходимость.
-
Мы понимаем, что условия нашей жизни и опыт нашей деятельности в господствующих общественных институтах подталкивают нас к тому, чтобы сомневаться, сопротивляться и находить методы организации, бросающие вызов установившемуся общественному порядку и установленным правилам поведения и мышления. С другой стороны, мы признаем, что мы разрознены, лишены средств коммуникации и находимся на разных уровнях сознательности. Колумбийская Лига анархистов — лишь одна небольшая самостоятельная группа, являющаяся частью всемирного движения людей, стремящихся изменить свою жизнь и мир вокруг. Мы не рассматриваем себя как еще одну руководящую группу, ищущую последователей, но как группу людей с некими общими идеями, работающими над созданием либертарного общества. Мы хотим помочь демистифицировать все идеологические претензии, которые парализуют людей и оставляют их беспомощными перед лицом господствующих институтов. Мы стремимся бросить вызов всем проявлениям иерархии, эксплуатации, отчуждения и мистификации, помогать людям, которые вовлечены в либертарную борьбу, обобщать их опыт, создавать целостную критику нынешнего положения и причин, его создавших, и помогать развитию широкой революционной сознательности и деятельности, необходимых для тотального переустройства жизни.
Anarchy: A Journal of Desire Armed
CAL Press
POB 1446
Columbia, MO 65205-1446
USA
jmcquinn@mail.coin.missouri.edu