#title Постановка революционного вопроса.
#author Михаил Бакунин
#date Апрель-май 1869
#source IISG, также, Драгоманов "Письма Бакунина к Герцену и Огареву", Приложение.
#lang ru
#pubdate 2025-08-09T10:28:16
#topics хождение в народ, революция, бандитизм
Отношение к народу и школьной науке, какое высказано в этом листке, мы видели уже в брошюре «Романов, Пугачев или Пестель». Специально на эту тему Бакунин писал брошюру «Наука и насущное народное дело». Считаем нужным заметить, что часто повторяемая Бакуниным мысль о том, будто образованным людям, или как говорят в России (с легкой руки поляков) «интеллигенции», не чему учить «народ», а надо самим учиться у него, – вовсе не составляет исключительной принадлежности «отщепенцев» в роде Бакунина. Эту мысль на разные лады повторяли и повторяют до сих пор московские славянофилы, Достоевский, гражданин Л. Н. Толстой, разных оттенков «народники» и тому подобные. Равно и презрительное отношение Бакунина к русским образованным классам со времен Петра, к русской литературе и тому подобному почти буквально высказывались, например, Ив. Аксаковым. – прим. Драгоманова.
Статья представляет собой краткое емкое описание задач революционеров – обрести почву под ногами, а чтобы ее обрести – идти в народ, чтобы не властвовать над ним, а бунтовать его, стать его другом и помощником через дела. Задача революционеров по Бакунину заключается в том, что ему нужно соединить мелкие частные бунты в один огромный и сокрушительный. Здесь же Бакунин переосмысляет в революционном смысле «разбойничий мир», хотя в книге Драгоманова есть свидетельства, что в последствии Бакунин отказывается от такого переосмысления. Тем не менее, возможно, отсюда растут корни во многом раздутого, но имевшего места феномена «анархо-бандитизма» в начале XX века. – прим. публикатора.
Апрель-май 1869, Женева, Швейцария
Между Россией казенной и Россией народной, между государственным, сословно образованным миром в России и революцией народной, открывается ныне пуще прежнего, и как бы в последний раз, война на жизнь и на смерть.
В этой войне ни примирение, ни средний исход не возможны. Один из противников должен погибнуть: или Государство со всей своей мишурно-образованной сволочью, или Народ.
Все эксплуататоры, все пользующиеся так или иначе существованием, процветанием, могуществом Государства, то есть народной бедой, стоят за Государство. Мы, разумеется, стоим за Народ…
Но недостаточно говорить, надо доказать делом, что мы стоим за народ. Хотеть освобождения народного, значит хотеть беспощадного разрушения всего государственного строя, коренного уничтожения всех порядков общественных, сил, средств, вещей и людей, на которых зиждется крепость империи, всего, одним словом, что ныне существует и торжествует в России на гибель Народа.
Нам предстоит сломать силу громадную. Словами ее не проймешь, надо дела. В чем же состоит это дело?
Само правительство указывает нам путь, по которому мы должны идти, чтобы достигнуть своей, то есть народной цели.
Оно гонит нас теперь из университетов, из академий, из школ. И что же, ведь, в самом деле, оно право. Во всех этих заведениях, основанных и содержимых им для образования слуг Государства, то есть притеснителей и эксплуататоров Народа, под влиянием доктринерских учений и подтасованной науки, мы, пожалуй, могли бы испортиться. Ведь доктринерный, ученый разврат, пожалуй, опаснее всякого другого. Он проникает медленным ядом во все помышления и чувства, в волю, сердце и ум человека, создавая и узаконяя во имя столь же лживого, сколько и громкого слова: Цивилизация, теорию самой гнусной народной эксплуатации.
Под влиянием этой науки и государственно-общественных выгод, сопряженных с ней у нас, большинство между нами дообразовалось бы до чиновного скотства. Другая меньшая часть додумалась бы до конституционного, монархического или, пожалуй, даже республиканского либерализма, несомненно, более благовидного, но, пожалуй, еще более пагубного для Народа, чем даже настоящее чиновничье управление. Третья еще меньшая часть, состоящая из благодушных социалистов по книжкам, бросилась бы, по примеру некоторых известных людей, воображающих что можно устроить экономическое благо Народа при существующем государственном строе и без совершенного разрушения всех государственных условий и форм, бросилась бы в устройство рабочих артелей. Остальные же и весьма немногие, соединяющие в себе псевдоученое доктринерство с наклонностями к драматизму, и социализм по книжкам, с пустопорожнью и самолюбивыми мечтами о конспирации и о революции, стремились бы создать тайные кружки.
– Но какие кружки?
Кружки без сомнения основанные, в их собственном мнении, для единой пользы Народа, но вне Народа, над ним. Кружки состоящие исключительно из молодых, доктринерно-образованных конспираторов-социалистов и революционеров по книжкам, упояющихся самомечтанием, своим собственным, большей частью пустым, но горячим словом, попадающихся и пропадающих не за дело, а за слова, и обреченных самим положением своим столько же, сколько и направлением своих мыслей, на жалкое безделие и бессилье, потому что сила и дело только в Народе, а между ними и Народом – пропасть.
Таковы наши кабинетные революционеры-государственники и будущие диктаторы, поклонники и представители какой-то молодежи вне Народа, призванной будто бы учить, вести, освобождать и счастливить Народ. Они играют в революцию, но лишены способов делать ее... В желании у них нет недостатка, охота у них страстная, самообольщение и самомнение огромное, да сила нулевая.
От университетского развращения уцелело бы разве только несколько живых, настоящих народных людей; масса учащейся молодежи погибла бы так или иначе. Вот этого то вероятно и боялось наше попечительное начальство, и для того, чтобы не дать молодежи даром пропасть, оно закрывает ныне академии, университеты и школы, и бросает ее в настоящую школу – в Народ.
Спасибо ему за то, что оно поставило нас на такую славную и крепкую почву. Теперь у нас есть земля под ногами, мы можем делать. Что же станем мы делать?
Учить Народ? Это было бы глупо. Народ сам и лучше нас знает, что ему надо. Напротив, мы должны у него научиться и понять тайны его жизни и силы, тайны не мудреные, правда, но недостижимые для всех живущих в так называемом образованном обществе.
Мы должны Народ не учить, а бунтовать. Да разве он сам собой не бунтует? Бунтует и никогда не переставал бунтовать; да только бунтовал он бесплодно, потому что бунтовал в рознь, и был до сих пор, нередко, после самой кровавой борьбы, всегда побежден и задавлен.
Что же можем мы ему принести? Какую можем мы оказать ему помощь? Только одну, но чрезвычайно важную: мы можем дать ему то, чего у него до сих пор не доставало и недостаток чего был главной причиной всех его поражений – единство повсеместного движения, посредством сплочения его же собственных бунтующих и до сих пор разрозненных сил.
Но для того, чтобы соединить все его частные бунты в один бунт поголовный и всесокрушительный, то есть в народную революцию, нам надо самим деятельнейшим образом, открыто и смело участвовать в каждом из них. Только под этим условием признает он нас за своих. Для Народа слово ничего не значит, дело все. Братство с ним возможно потому только на деле, и только увидев нас в своем деле, признает он нас за своих. Ну, а когда признает, мы будем всесильны.
В России существуют издавна два вида народного бунта: бунт мирного села, выведенного из терпения, и разбойничий бунт.
Долготерпелив русский крестьянин, и черт знает какую тягость неправды, притеснений и насилий государственных, чиновничьих, помещичьих, поповских, купеческих и кулацких носит он, не жалуясь на своих палачей. На нем стоит вся империя, и кормить он всех своих лиходеев, довольный, когда, ограничиваясь лишь одним ограблением его, они не терзают и не душат его. Но наконец приходится и ему не в терпеж, и когда, доведенный до крайности, он подымается против своих супостатов, становясь в свою очередь беспощадным, он готов истребить все, что ему попадается под руки. Частные крестьянские бунты возобновляются таким образом каждый год, со времени основания Московского Царства и прикрепления крестьян к земле, во всех концах нашей широкой империи. Нередко обнимают они целые волости и уезды. Но не поддержанные одновременным бунтом соседних волостей, уездов и губерний, они легко подавляются военной силой, и утопают в крестьянской крови, которой правители наши никогда не жалели.
Крестьянский рабочий люд смирится на время, под напором штыка и кнута, и принимается вновь за работу, тяжкую и для него бесплодную. Но выделяются из его среды беспрестанно лихие ребята, которые ни примириться, ни покориться не могут. Они бегут в леса от государственных злодеев, и становятся разбойниками.
Разбой – одна из почетнейших форм русской народной жизни. Он был, со времени основания Московского Государства, отчаянным протестом Народа против гнусного общественного порядка, не измененного, но усовершенствованного по Западным образцам, и укрепленного еще более реформами Петра и освобождениями Благодушного Александра. Разбойник – это герой, защитник, мститель народный; непримиримый враг Государства и всего общественного и гражданского строя, установленного Государством; боец на жизнь и на смерть против всей чиновно-дворянской и казенно-поповской цивилизации.
Кто не понимает разбоя, тот ничего не поймет в русской народной истории. Кто не сочувствует ему, тот не может сочувствовать русской народной жизни, и нет в нем сердца для вековых неизмеримых страданий народных. Тот принадлежит к лагерю врагов-Государственников.
Русский разбой жесток и беспощаден, но не менее его беспощадна и жестока та правительственная сила, которая своими злодействами вызвала его на свет. Правительственное зверство породило, узаконило и делает необходимым зверство народное. Но между ними та огромная разница, что первое стремится к совершенному уничтожению, второе же к освобождению Народа.
Со времени основания Московского Государства, никогда не прерывался русский разбой. В нем хранится предание народных обид; в нем одном доказательство жизненности, страсти и силы Народа. Прекращение разбоя в России значило бы или окончательная смерть Народа, или полнейшее освобождение его.
Разбойник в России настоящий и единственный революционер – революционер без фраз, без книжной риторики, революционер непримиримый, неутомимый и неукротимый на деле, революционер народно-общественный, а не сословный.... В тяжелые промежутки, когда весь крестьянский рабочий мир спит, кажется, сном непробудным, задавленный всей тяжестью Государства, лесной разбойничий мир продолжает свою отчаянную борьбу и борется до тех пор, пока русские села опять не проснутся. А когда оба бунта, разбойничий и крестьянский сливаются, порождается народная революция. Таковы были движения Стеньки Разина и Пугачева.
И ныне, от Петербурга до Москвы, от Москвы до Казани, от Казани до Тобольска, до Алтайских заводов‚ до Иркутска и до Нерчинска, идет непрерывное течение подземного, разбойничьего потока. Разбойники в лесах, в городах, в деревнях, разбросанные по целой России, и разбойники, заключенные в бесчисленных острогах империи, составляют один, нераздельный, крепко связанный мир – мир русской революции. В нем, и в нем только одном, существует издавна настоящая революционная конспирация.
Кто хочет конспирировать не на шутку в России, кто хочет революции народной, тот должен идти в этот мир...
Времена приближаются... Села не спят... нет! волнуются. Со всех концов империи слышатся жалобы; стоны, угрозы. На Севере, на Восток, в Остзейских губерниях были уже значительные народные восстания. Народная кровь под солдатским штыком потекла пуще прежнего. Но переполнилась мера терпения народного, голодная смерть не легче смерти от штыка и от пули. Народ теперь не заснет и число частных восстаний будет возрастать все больше и больше. Возрастает, видимо, и число ребят, бегущих в леса; разбойничий мир пободрел и оживился... Приближаются годовщины Стеньки Разина и Пугачева. Надо же будет отпраздновать народных бойцов... Все должны готовиться к пиру...
В чем же состоит наша Задача?
Следуя пути, указываемом нам ныне правительством, изгоняющим нас из академий, университетов и школ, бросимся, братцы, дружно в Народ, в народное движение, в бунт разбойничий и крестьянский, и храня верную, крепкую дружбу между собой, сплотим все разрозненные мужицкие взрывы в народную революцию, осмысленную и беспощадную.