Письма Бакунина Людовику Набруцци об анархизме, марксизме и расколе в Интернационале

Письмо это было первоначально помещено Максом Неттлау в его рукописной биографии (стр. 649-651) и включено в III том немецкого издания сочинений Бакунина изданное «Syndikalist» (стр. 170-175). Лишь после этого первого письма, убедившись в прочности революционных симпатий Набруцци и его друзей, Бакунин написал ему то большое инструктивное послание, которое следует у нас за настоящим письмом и в котором намечались уже практические шаги и ряд организационных мероприятий.

Письмо это Бакунин переслал Набруцци через Винчеццо Пецца, который, переправляя его, сделал от себя следующую приписку:

«Что вы скажете о программе Сильвио? Скажите мне откровенно свое мнение. – Сильвио [Бакунин] – революционный феномен, однако, индивидуальные учения не должны служить у нас догмой. Я присовокупляю к этому то, о чем Сильвио не говорил: эта программа должна быть известна только немногим и самым близким; организационная работа может продолжаться на общих основах Интернационала, а именно, на основах солидарности между всеми сыновьями труда. Однако, лежащий в основе Интернационала принцип автономии, без которого Интернационал превратился бы в большую, тиранически-дисциплинированную силу в руках одного или нескольких лиц, этот принцип позволяет вам объединиться с Интернационалом, не подчиняясь при этом какой-либо системе, и дает в то же время возможность вкусить все преимущества интернационализма. – Моя мечта, чтобы юная итальянская демократия, которая берет на себя дело пролетариата, самостоятельно проявила себя, вне индивидуальных влияний, коллективным путем и в определенной форме на основании свободно и всеобще принятой программы» ...

В первом письме Бакунин подробно излагает теоретические основы, идеи Интернационала, а также и анархизма. Он просит присоединиться итальянцев к Интернационалу, чтобы они прежде всего смогли пользоваться его коллективной международной силой. Во втором письме объясняет, что задача Интернационала – объединить как можно большее количество трудящихся для практической солидарности в конфликтах с угнетателями, поэтому для него вредно принятие конкретной программы или доктрины, а также и правительственные функции. Бакунин пересказывает устав Интернационала и то, как он понимает каждый пункт его. Отсюда начинается длинный рассказ о том, как Генеральный Совет в Интернационале постепенно начал приобретать властные полномочия, отходя от функций простого корреспондентского органа. Этот процесс вытекает из самой государственнической марксистской доктрины и личности Маркса. В конце Бакунин дает продуманный инструктаж что нужно делать, чтобы не допустить окончательное превращение Генерального Совета в Правительство над рабочими.

Оглавление дано публикатором

Письмо Бакунина Людовику Набруцци.

(3 января 1872 года)

1. Наш идеал

Любезный гражданин – любезный брат.

Я с радостью принимаю братскую дружбу, которую вы предлагаете мне во имя общих наших принципов, – принципов, которые могут быть сформулированы в нескольких словах, если понимать эти слова в смысле самом открытом, серьезном и широком: Все для трудового народа и все через него.

Пусть станет, наконец, действительностью для трудового народа все, что до сих пор было лишь теологической, метафизической, политической, юридической фикцией: свобода, цивилизация, благосостояние, равенство, справедливость, человечность. Для этого необходимо, чтобы все человеческие существа, мужчины и женщины, стали работниками умственного и физического труда с равными правами и на равных условиях; необходимо, чтобы, как сказано в обращенной к крестьянам прокламации Парижской Коммуны, земля принадлежала крестьянам, и каждый владел только тем, что обрабатывает собственными руками; чтобы орудия, инструменты и фабричные здания принадлежали рабочему, вернее союзу рабочих, чтобы капитал стал коллективной собственностью, и все стали рабочими. Потому что тот, кто живет без труда, ничего не производя, неизбежно живет в ущерб труду других.

Для этого необходимо, чтобы все рождающиеся на свет человеческие существа нашли в обществе одинаковые средства для развития, одинаковые средства к существованию, для воспитания и усовершенствования своего во всех отраслях индустрии, науки и искусств, в зависимости от природных способностей и свободного выбора каждого, – чтобы, с другой стороны, не существовало больше ненавистного разделения на работников умственного и физического труда; все должны работать и мозгом и рукой, различаясь только в зависимости от действительных природных своих задатков. – Для этого необходимо уничтожение юридических прав, и, в первую очередь, уничтожение прав наследования; потому что покуда будет существовать право наследования и одни будут рождаться в богатстве, а другие в нищете, будет существовать неравенство в исходном пункте, и в силу необходимости – наследственные классовые различия, неизбежным следствием которых является господство богатых классов и порабощение массы пролетариата. – Следственно, необходимо уничтожение государства, государства, которое с благословения церкви имеет своим назначением одно лишь узаконение, укрепление и охранение господства высших классов и эксплуатацию труда народного на пользу богачей. Поэтому необходима реорганизация общества снизу вверх путем свободного основания ассоциаций и федераций производственных и сельскохозяйственных, научных и художественных так, чтобы рабочий стал в то же время и человеком науки и искусства, а художник и ученый – человеком ручного труда; эти свободные ассоциации и федерации имеют в основе коллективное владение землей, капиталом, сырьем и орудиями труда, то есть всеми ценностями, связанными с производством; в личное владение с правом передачи по наследству предоставляется только то, что действительно служит для личного пользования и по природе своей не может рассматриваться как капитал, служащий для нового производства.

Вот, любезный мой друг, в главных чертах истинная программа Интернационала. Такова ли ваша программа? Есть ли у вас желание распространять ее? Если так, подадим друг другу руки и будем вместе работать.

2. Присоединяйтесь к международной солидарности

Я был искренне счастлив увидеть у вас удивительные успехи в деле организации рабочих обществ, и жду крупных результатов от вашего Fascio operaio[1]. – Лишь одно обстоятельство заботит меня.

Я вижу, конечно, что все вы интернационалисты в душе; но вам не хватает еще смелости объявить себя открыто секциями Интернационала. Эту смелость имели неаполитанцы, сицилийцы, туринцы, как раз сейчас образуется новая интернациональная секция в Милане. Почему одни только жители Романьи остаются позади? Разве меньше у них решимости, прямоты, мужества, чем у других? – Мужество романьцев вошло в поговорку. Значит, здесь имеет место политика, дипломатическая мудрость. Любезный брат, разрешите сказать вам, что политика эта представляется мне неудачной, так как она не достигает цели, а дипломатия, на мой взгляд, далеко не умна. Прежде всего она никого не обманывает, и вам приходится переносить все невыгоды интернациональных секций, не пользуясь их преимуществами. – Невыгоды эти вы несете уже потому, что весь официальный мир, так же как и мадзинисты, которые в настоящее время представляют собой особый вид весьма клеветнически и весьма обличительно[2] настроенного официозного мира, – весь этот мир уже третирует вас, как если бы вы открыто вступили в Интернационал; с другой стороны, Интернационал не может считать вас своими, покуда вы как бы боитесь или стыдитесь открыто признать его. Вы, таким образом, вынуждены переносить невыгоды враждебного отношения одних, не пользуясь преимуществами дружбы и братского союза с другими. – Так бывает всегда, когда кто-либо занимает двусмысленное положение и силится сохранить его.

3. Гарибальди и Революция

Я получил вчера письмо от Lupo[3], который пишет мне следующее:

«Мы с вами; мы не можем еще принять решения, которое окончательно связало бы нас, из соображений, приведенных в письме Гарибальди к Lucca[4] в Мантуанской «Favilla».

Я не читал этого письма и прошу вас, любезный друг, прислать мне этот номер «Favilla». Но, и не прочитав письма Гарибальди, я открыто скажу вам, что думаю об отношениях генерала к Интернационалу. Настоятельно только прошу вас не показывать моего письма никому кроме вполне серьезных друзей, так как мы прежде всего должны избегать сплетен и личного предубеждения.

Никто не преклоняется столь искренне и глубоко перед народным героем Гарибальди, как я. Его поход во Францию, все его поведение там были поистине возвышенны по своему величию, самоотверженности, простоте, выдержке и героизму. Никогда не был он в моих глазах столь велик. Глубокое, инстинктивное его понимание народного дела, которое никогда не изменяло ему в важных случаях, и теперь побудило его открыто выступить на защиту Парижской Коммуны и Интернационала, против ненавистных и чисто теологических нападок Мадзини. Однако, да будет разрешено мне сказать это открыто, все, что Гарибальди с того времени писал об Интернационале, показывает, что он совершенно не понимает и не знает его. Гарибальди[5]… это, между прочим, не идея – или, вернее, где дело касается фактов, – он с нами, где дело касается теории, он против нас. – Идея фикс его – диктатура, а нет ничего столь противного социальной революции, как диктатура. Все его политические идеи, а он слишком стар и слишком упрям, чтобы изменить им, – все его политические привычки приковывают его к старому миру, к тому, что мы желаем разрушить. Друг и сторонник Паллавичини Тривульцио, как мог бы он стать когда-либо нашим сторонником и другом?.. А что общего у нас с Паллавичини Тривульцио?' Друзья, позвольте сказать вам это со всей откровенностью, какой обязан я братьям и какой обязан прежде всего делу, которому служу, – если вы имеете несчастье следовать политическому и социалистическому руководству Гарибальди, вы заблудитесь в лабиринте невозможных противоречий, ибо политика его есть постоянное противоречие, а социализм его, – не как инстинкт, а как продуманная система, – столь же ничтожен, как и социализм Мадзини.

Не пришло еще разве время для масс, при всей благодарности, при всем уважении к великим мужам прошлого, раз навсегда избавиться от их диктатуры, от всякой диктатуры вообще? Диктатура хороша, необходима в период политических революций, которые разрушают одни государства, чтобы основать другие, свергают одно владычество, чтобы в тот же час создать на его месте другое. Но она невозможна в социальной революции, которая раз и навсегда полагает конец всякому владычеству, всякому государству.

4. Мы против власти

Брат! покончим с прошлым, найдем в себе мужество взглянуть вперед. Придите, не стыдясь, не тайком, а открыто, в Интернационал; будьте уверены, это единственное серьезное, истинное, живое создание нашего времени во всех странах. Да будут нашим лозунгом высокие слова революционнейшего из всех героев реформации, Ульриха фон Гуттена: alea jacta est! (жребий брошен!). И, коль скоро назвались вы Рубиконом[6], перешагните Рубикон, подайте нам руку, присоединитесь к нам и провозгласите себя открыто перед лицом всего мира секциями Интернационала.

Передайте это письмо Lucca[7] и Lupo, которым оно также послужит ответом, – и всем, кто пользуется вашим серьезным доверием. Только большая просьба к вам, любезные друзья. По возможности избегайте говорить обо мне и даже открыто называть мое имя. Уверяю вас, не из малодушия и не из личной осторожности обращаюсь я к вам с этой просьбой. У меня есть на то причины совсем иного характера.

Работа социальной революции в целом и Интернационала в частности, – не индивидуальная, но в существенных своих чертах коллективная работа. Единичные личности, все отдельные личности растворяются у нас в коллективе, и нам ненавистна претенциозная, тщеславная, честолюбивая и доминирующая индивидуальность. Мы – заклятые враги всякого, коллективного или индивидуального, владычества. – Все, кто приходит к нам с доброй совестью, нам желанны, и если их намерения серьезны, они находят у нас место для свободного развертывания деятельности своей и способностей во всей полноте; при одном только условии: что они не захотят играть выдающейся роли и не станут мечтать о господстве. Нам не надобно вождей, и мы их никогда не потерпим. Идея, даже родившаяся у одного, если она хороша и находит себе признание, в тот же час становится общим достоянием; потому идеи наши никогда не имеют персональных ярлыков, – таков наш обычай, наш закон.

Я прошу вас отнести это ко мне. Это необходимо, прежде всего, с итальянской точки зрения, дабы никто не сказал, что русский, варвар, калмык пытается создать себе партию в вашей стране; это нанесло бы жестокий удар нашей пропаганде. И без того уже Мадзини и мадзинисты не упускают случая воспользоваться этой клеветой, – нелояльным, но верным оружием.

Итак, само собой разумеется, мое имя не будет произнесено. Вы доверяете искренней моей преданности делу, которому вы призваны служить в скором времени лучше, нежели я это делал, ибо вы молоды, а я стар. – От чистого сердца говорю я вам все, что думаю, чувствую, желаю, все, чем живу – от вас зависит принять то, что вам подойдет, и отбросить ненужное; с того момента, когда вы примете какую-нибудь идею, она перестанет быть моей, она – ваша.

Последнее слово, последний братский совет: не ищите руководства вверху, среди немногих более или менее известных людей, которые пользуются вашим доверием; так же мало ищите его среди вас самих, среди литературной и образованной молодежи. Ищите его внизу, в среде, которую Мадзини пренебрежительно именует массой, а другие, более откровенные, сволочью, потому что в инстинктах этой сволочи таятся ныне в зародыше все идеи и все силы будущего.

Братски обнимаю вас и жду от вас в скором времени ответа сколь возможно братского.

Преданный вам Сильвио.

Друзья мои, Paolo и Marco из Милана, черкнут вам несколько слов[8].

Рубикону и всем остальным друзьям.

1. Необязательность программы

23 января 1872 года.

Любезный брат и друг!

Я с восхищением прочел ваше последнее, письмо. Таким образом, у нас царит согласие и полная гармония по поводу всех главных пунктов. Тем лучше, теперь мы можем быть уверены, что впредь всегда будем идти нога в ногу. Необходимо только, чтобы мы столковались по поводу последнего пункта, который касается практики Интернационала и состоит в четком и ясном разграничении обязательного и допустимого для всех секций Интернационала.

Наши идеи, – ваши, мои и многих других близких наших друзей внутри и вне Италии, – идеи, которые, без сомнения, составляют самую передовую из всех представленных в Интернационале систем, ибо они не удовлетворяются меньшим, нежели коренное и неумолимое разрушение современного социального мира в отношениях экономическом, религиозном, метафизическом, политическом, юридическом и гражданском, – разрушение, в результате которого произойдет замена существующих учреждений новым порядком, возникшим из взаимодействия позитивной науки, с одной стороны, и самочинного, абсолютно-свободного движения автономных ассоциаций, с другой, – эти идеи, несомненно, все мы глубоко убеждены в этом, являются последним, самым верным, самым последовательным и лучшим выражением и разъяснением программы Интернационала; но они никоим образом не обязательны ни для отдельных членов Интернационала, ни для его секций и федераций.

Усвойте, любезный друг, убеждение, что у Интернационала нет обязательного учения, какое имеется, например, у республиканского альянса Мадзини, где каждый член должен безусловно разделять религиозную, метафизическую, политическую и буржуазно-социалистическую программу учителя.

Интернационал предоставляет всем своим секциям свободу, самую широкую как в отношении теорий, так и в отношении практической организации. Мадзинисты, авторитарные с ног до головы, не понимающие, что возможно жить и организовываться без диктуемых сверху вниз мыслей и тактики, считают это отсутствие официального учения в Интернационале величайшим преступлением или, по меньшей мере, явной глупостью; они не хотят понять, что навязанные сверху вниз теории создают лишь беспомощные, бесплодные секты, подобные республиканскому альянсу Мадзини, но никак не могут создать мощной ассоциации пролетариата всех стран по типу Интернационала.

Допустим, что пожелали бы навязать наши идеи всем секциям Интернационала. Чего этим бы достигли? Была бы создана секта, еще более бессильная и малочисленная, нежели секта Мадзини.

2. Практическая солидарность

Итак, Интернационал широко раскрывает двери для пропаганды всякого рода идей: наших идей наравне с идеями наших противников; не к теоретической, всемирной, чудовищной, иллюзорной, немыслимой солидарности стремится он, но к всемирной, практической солидарности между всеми членами, всеми принадлежащими к Интернационалу рабочими секциями и федерациями, к интернациональной солидарности каждого со всеми и всех с каждым, к солидарности пролетариата против буржуазного мира, к экономической в первую очередь, но также, в случае надобности, политической и юридической борьбе, невзирая на все искусственные границы государств.

Пример: наши братья, рабочие Юрской федерации, во многих отношениях, и прежде всего в вопросах политики, придерживаются сейчас совершенно иных точек зрения, нежели немецкие рабочие. Последние называют нас анархистами, мы же именуем их авторитаристами. Однако, если бы в Германии вспыхнула забастовка или если бы немецкие рабочие тем или иным образом восстали бы против нынешнего правительства, против деспотизма, одновременно военного и буржуазного, вы увидали бы, что юрские рабочие поддержали бы своих братьев, рабочих Германии, всеми находящимися в их распоряжении средствами; будьте уверены, что справедливо и обратное: рабочие Германии сделают то же для юрских рабочих.

Это мы называем независимой от каких бы то ни было теорий практической солидарностью. Результаты ее огромны. Первое следствие – уничтожение границ между государствами и создание великого интернационального отечества для всего пролетариата, интернационального стана рабочих всех стран, объединенных и организованных для дружной борьбы с той эксплуатацией и гнетом, что несет им стан угнетателей и эксплуататоров, в свою очередь, интернациональный стан буржуазного мира. Второе следствие – уничтожение отечеств, не естественных отечеств, кои остаются неприкосновенными, а искусственных, политических отечеств, государств; сие ведет к разрыву солидарности, всегда, впрочем, фиктивной, между пролетариатом и буржуазией одного и того же государства; между ними разверзается пропасть; для рабочего, принадлежащего к Интернационалу, отныне братья – все рабочие, все пролетарии других стран, врагом же рабочего является его соотечественник-буржуа, если последний его экономически эксплуатирует.

Эти два следствия, главным образом, и отталкивают Мадзини, так как он вполне основательно видит в них коренное отрицание политического отечества и гибель всех своих планов, планов буржуазной революции, цель которой – победа нового великого государства, то есть новые темницы для пролетариата. Эти же следствия, напротив, обеспечивают победу человечества на основах труда и экономического и социального равенства.

Вот в чем задача нашей ассоциации, вот что называем мы практической солидарностью Интернационала.

3. Объяснение Общего устава Интернационала

Продумали ли вы с должным вниманием основные положения нашего общего устава?

Задача их состоит именно в том, чтобы определить цели, условии и практические средства осуществления этой солидарности; поэтому-то они безусловно обязательны для всех членов секций и федераций Интернационала. Эти основные положения настолько кратки, что я могу легко привести их здесь.

Принимая во внимание:

1. Что освобождение рабочих должно быть делом самих рабочих (разрыв между пролетариатом и буржуазией).

2. Что борьба за освобождение рабочих должна вести не к созданию новых привилегий, а к установлению равных для всех прав и обязанностей и к уничтожению всякого (не только политического, но и экономического) классового господства. (Это означает, что в организованном на началах справедливости обществе не должно существовать различного образа жизни; все люди на земле, и мужчины, и женщины, должны впредь работать умственно и физически, всякий в меру своих сил и способностей, что предполагает колоссальную социальную и в то же время политическую революцию, направленную к уничтожению государства).

3. Что экономическое подчинение рабочего обладателю средств производства является источником рабства во всех его видах: всякой социальной нищеты, умственного отупения и политической зависимости. (Столь простое, столь глубоко истинное положение, справедливость коего всякий может установить на основании повседневного опыта, всякий, если только дух его не затемнен теологией или метафизикой, положение это заключает в себе в зародыше всю философию социализма и именно потому является душой Интернационала. Оно означает в действительности, что весь капитал и вся земля должны стать коллективной собственностью рабочих обществ. Однако ввиду того, что вывод сей не был определенно сформулирован в основных положениях, секциям предоставляется свобода принимать или не принимать его).

4. Что поэтому экономическое освобождение рабочего класса есть великая цель, которой всякое политическое движение должно быть подчинено, как средство. (Это означает, что Интернационал отвергает всякую политику, которая не ставит своей непосредственной и прямой целью экономическую и социальную революцию, победа коей даст полную свободу каждому отдельному человеку, – свободу, основанную на действительном равенстве всех).

5. Что все стремления к достижению этой великой цели оставались до сей поры безуспешными вследствие недостатка (практической) солидарности между рабочими различных профессий в каждой стране и вследствие отсутствия братского союза (практической солидарности) между рабочими различных стран. Что освобождение рабочих в конечном счете составляет не местную или национальную задачу, но интернациональную и так далее и так далее.

Вот главные пункты программы Интернационала.

Эти основные положения и, вообще, Общий Устав, включая сюда пункты регламента, принятые последовательно тремя конгрессами – в Лозанне (1867), Брюсселе (1868) и Базеле (1869) (но не самовольные постановления последней тайной конференции, которую Генеральный Совет самовольно собрал в сентябре 1871 года в Лондоне), – составляют единственную, так сказать, законную основу нашей великой ассоциации. Ввиду этого они безусловно обязательны для всех отдельных лиц и сообществ, которые желают признания их членами Интернационала.

Для признания рабочего общества секцией Интернационала недостаточно со стороны оного одного только общего выражения сочувствия основным принципам Интернационала. Оно должно выполнить следующие условия:

1) Оно должно, прежде всего, признать Общий Устав как основной закон, как единственный базис своего дальнейшего существования и деятельности.

2) Об этом своем признании общество должно сообщить лондонскому Генеральному Совету, сообщить непосредственно или через посредство своего совета или местного комитета, если таковой существует; это необходимо должна сделать каждая секция.

3) Каждая новая секция, даже в том случае, когда она принадлежит к местной федерации, должна выработать свой собственный устав, во всех пунктах соответствующий Общему Уставу, и немедленно переслать один экземпляр этого устава Лондонскому Генеральному Совету, непосредственно или через посредство своего совета или местного комитета.

4) Каждая секция должна также тем же путем сообщить Лондонскому Совету о числе своих членов и, по возможности, скорее переслать по 10 сантимов годового взноса с каждого члена.

5) Если несколько секций объединяются в одну федерацию (как, например, ваши романские секции, объединенные на федеративных началась в Fascio operajo[9], совет или комитет из избранных представителей этой федерации должен незамедлительно послать Лондонскому Генеральному Совету экземпляр федеративного договора. Вместе с тем этот совет или местный комитет становится законным и постоянным посредником между каждой секцией федерации и Генеральным Советом.

Таким образом, для каждого члена Интернационала существует, так сказать, три закона, которые, впрочем, должны находиться в полном соответствии друг с другом: а) Общий Устав, b) местный федеративный договор, с) особый устав его секций.

В высшей степени желательно, чтобы каждый член Интернационала вполне проникся духом этих трех законов и по возможности знал их от доски до доски.

Прежде всего, должен быть усвоен Общий Устав: это – наш катехизис. Надеюсь, он у вас имеется. На всякий случай посылаю вам экземпляр на французском языке. Не можете ли вы отпечатать несколько тысяч его по-итальянски, чтобы каждый член ваших секций получил по экземпляру?

Таковы условия, абсолютно обязательные для всех обществ, желающих стать полноправными секциями Интернационала.

Пренебрежения хотя бы одним единственным из этих пяти условий достаточно, чтобы превратить вас в неинтернациональную, чужую Интернационалу организацию и лишить вас права посылать своих делегатов на наши конгрессы.

Выполнили ли вы все эти условия? Я сомневаюсь в этом. Если нет, поспешите, любезные друзья, их выполнить, дабы не остаться вам за пределами организации Интернационала, несмотря на все ваше сочувствие ему и его принципам.

4. Как Генеральный Совет превращается в правительство

Рассмотрим теперь права, предоставленные Генеральному Совету Общим Уставом и утвержденными конгрессами пунктами регламента.

По духу нашего Общего Устава Генеральный Совет может быть лишь центральным бюро для корреспонденции и статистики федераций и секций всех стран, но не правительством, не властью, которая правомочна постановлять что бы то ни было.

Все новые секции и федерации должны присылать ему свои уставы, которые он обязан немедленно подвергать рассмотрению; и, если эти уставы не содержат решительно ничего противоречащего Общему Уставу, он обязан их немедленно утвердить; с этого времени секция или федерация становится вполне полноправной, если она выполняет все остальные условия. Если Генеральный Совет находит в особом уставе новой секции или федерации пункты, которые кажутся ему противоречащими Общему Уставу, он отсылает его обратно со своими замечаниями; если замечания эти справедливы, секции или федерация должны изменить свой устав; в том случае, когда они настаивают на своей точке зрения, вопрос разрешается окончательно ближайшим всеобщим конгрессом.

Других прав, кроме этого, Генеральный Совет не имеет. Только последний Базельский конгресс в сентябре 1869 года несколько расширил власть Генерального Совета, – в разрез с духом нашего Общего Устава. Это было большой ошибкой. Я должен сознаться, что немало способствовал тому, что конгресс совершил эту ошибку.

Mea culpa, mea maxima culpa[10].

Это произошло при следующих обстоятельствах.

В октябре и ноябре 1868 года мои друзья и я, мы организовали в Женеве новую секцию, названную Альянсом Социалистической Демократии. Я посылаю вам членскую книжку с особой программой и регламентом нашей секции, которые были сформулированы мной самим. Вы, несомненно, найдете, что этот регламент, – не программа, а только регламент, – преисполнен чрезмерно авторитарным духом; наученный опытом, я в настоящее время сам бы отверг и, действительно, отвергаю его. Это было следствием крупного заблуждения, которое я тогда разделял со многими своими друзьями. Нам казалось, что местные и национальные комитеты так же, как и Генеральный Совет, не обладающие двумя главными элементами реальной власти правительств – вооруженной силой и финансовыми средствами, – никоим образом не могут проявить деспотизма и злоупотребления властью. Одним словом, я тогда говорил, – и сознаю, что говорил большую глупость, – что из всех государств я не питаю страха и ненависти только к одному: к великому интернациональному государству пролетариата, представленному, с одной стороны, нашими конгрессами, а с другой – Генеральным Советом, ввиду того что последний лишен средств для порабощения.

С той поры опыт показал мне, что он обладал по меньшей мере одним весьма могущественным средством. Это средство – интрига, взаимное соглашение и заговоры тщеславных и честолюбивых лиц, кои создают себе из Интернационала пьедестал.

Чтобы несколько оправдать свою ошибку, напоминаю вам, что я жил в то время в Женеве, где вместе со своими друзьями изо всех сил боролся против духа национализма или узкого патриотизма, который владел коренными женевскими рабочими, пользующимися избирательными правами, гражданами маленькой республики и в то же время – членами Интернационала.

Вам надобно знать, что пролетариат Женевы, собственно говоря, распадается на две группы: коренных рабочих Женевы и пришлых рабочих, по преимуществу французов, савойцев, пьемонтцев и немцев. Первые, женевцы, до известной степени наследуют от отца к сыну работу по различным специальностям, составляющим в совокупности часовую индустрию, либо работают по ювелирной части, или строят музыкальные ящики, или являются печатниками. Они зарабатывают несравненно лучше рабочих иностранных, кои выполняют все прочие работы; последние – портные, сапожники и, в первую очередь, строители. Иные из женевских рабочих зарабатывают от 15 до 20 франков в день, средний их заработок (ежедневный) равняется 7½ – 10 франков, минимальный – 5 франков. У прочих же рабочих максимум составляет 5 франков, минимум же ежедневной заработной платы колеблется между З и 2½ франка.

Коренные женевские рабочие одеваются по-барски и любят придавать себе господский шик. В душе они буржуа, буржуа, прежде всего, по патриотизму своему и тщеславию. Они весьма шумливы, но ни в какой мере не революционны. Напротив, так как их индустрия является индустрией роскоши, они боятся социальной революции, первые же удары которой неизбежно будут направлены против всего, связанного с роскошью, что сулит им кое-какие неприятные моменты. Их реакционное самосознание усугубляется еще заблуждением, что они являются свободными гражданами маленькой республики, чем они глупейшим образом гордятся. Это республиканское и патриотическое тщеславие постоянно делает их жертвой обмана и предает их в руки вожаков буржуазно-радикальной партии, кои пользуются рабочими как необходимым и удобным орудием и усердно ухаживают за ними ко времени выборов. Ввиду того, что они имеют больше досуга и денег и, как женевские граждане, могли в свое время посещать школы республики, они в общем несколько образованнее иностранных рабочих и, конечно, значительно лучше свыклись с общественной жизнью; они, таким образом, обладают известным литературным и парламентским лоском, что придает им обычно еще больше наглости и глупости. К этому надобно еще добавить, что их профессиональные союзы, вполне совершенные с точки зрения их интересов и буржуазного патриотизма, значительно старше Интернационала. Существуют союзы, кои насчитывает более 50 и 75 лет; так как они состоят исключительно из женевских граждан, они, конечно, держат под строгим контролем и влиянием своих членов, которые почти всегда возвращаются в свое маленькое отечество, даже в тех случаях, когда им приходится на несколько лет покинуть его. Потому-то неизбежно эти женевские союзы оказываются проникнутыми узко женевским духом.

Рабочие остальных профессий, в особенности рабочие строительного дела, большинство которых составляют столяры, кузнецы, слесаря, кровельщики, каменщики, каменотесы и тому подобные, несравненно грубее, невежественнее и терпят большую нужду; именно поэтому они по своим инстинктам и естественным стремлениям настроены более социалистично и революционно, нежели рабочие-женевцы. От социальной революции они ничего не теряют, но приобретают все. Вследствие того, что они не являются женевскими гражданами и не пользуются благами, которые предоставляет таковым маленькая республика, – мало заманчива для них роль орудия в руках радикальной буржуазии Женевы.

Это они в 1865 году организовали первую секцию Интернационала в Женеве. Коренные женевские организации вошли в Интернационал только с весны 1868 года. Однако, едва вступив, они захотели править по своей воле Интернационалом, придать ему специальный, узко женевский и буржуазный характер, то есть пошли совершенно вразрез с духом и целью Интернационала. Они достигли своей цели легко по многим причинам: более образованные и привычные к политической жизни и публичным дискуссиям, куда лучше организованные, нежели строительные рабочие, вдобавок руководимые честолюбивыми, изрядно ловкими и пронырливыми вожаками, они, конечно, очень быстро стали играть первую скрипку в Женевском Интернационале, – к великой радости буржуазно-радикальной партии, которая 4 года кряду, с 1864 года, терпела поражения на выборах и сильно рассчитывала на новую силу Интернационала в надежде на блестящий реванш.

Этому необходимо было помешать: Интернационал не мог стать орудием в руках буржуазной политической партии, сколь бы радикальной она себя ни именовала; впрочем, в данном случае радикализм ее был весьма дурного тона и фактически не шел дальше пословицы:

«ôte-toi de la place, coquin, pour que je m’y mette»[11].

С этой целью в октябре 1868 года была организована в Женеве секция Альянса Социалистической Демократии. Главной ее целью было создать такую организацию строительных рабочих, которая могла бы противостоять честолюбивым интригам женевских буржуа. Программа ее вырыла пропасть между интернациональной политикой пролетариата и национальной, патриотической политикой всех до единой буржуазных партий. По тем же причинам регламент ее высоко вознес власть Генерального Совета, представителя Интернационала, противопоставив его узко национальным и реакционным тенденциям, царившим в Женевской федерации. – Эти соображения разъясняют и, по крайней мере, до известной степени оправдывают нашу ошибку. Никто из нас не подумал, что Генеральный Совет может использовать эту власть для чего-либо иного, кроме поддержания принципов Интернационала против всех узких, национальных и буржуазных посягательств, никто не думал, что он в угоду честолюбию некоторых руководителей своих может подать руку женевской реакции, с целью превратиться в правящий орган.

Как и следовало ожидать, после недолгих предварительных переговоров Генеральный Совет единогласно утвердил устав новой секции Альянса; у нас на руках имеются письма, в которых нам сообщают, что выдвинутые ассоциацией принципы вполне признаются членами Генерального Совета. Однако Женевский федеральный совет, руководимый реакционной фракцией женевцев, никак не согласился принять эту секцию в романскую федерацию. В мемуарах Юрской федерации, составляемой сейчас в Невшателе, все эти факты будут подробно освещены, дабы раз навсегда отвечено было на всю низость и клевету, что распространялась и продолжает распространяться на наш счет.

Итак, в сентябре 1869 года я явился на Базельский конгресс с опасением, что руководимая фракцией интриганов и реакционеров местная федерация может употребить во зло свою власть; я думал найти противодействие этому во власти Генерального Совета. Однако бельгийцы держались на конгрессе совершенно иных взглядов; впрочем, они лучше нас осведомлены были относительно тайных, весьма властных стремлений некоторых членов Генерального Совета, в частности Маркса, доминирующего в этом Совете, – личности весьма значительной, весьма умной и ученой, человека, оказавшего Интернационалу очень большие услуги, но виновного в стремлении своем стать диктатором, виновного, пожалуй, в меньшей степени, нежели друзья его, желавшие сделать из него нечто вроде папы от Интернационала. Бельгийцы решительно отвергали всякую власть Генерального Совета. Делегат их Гинс[12] и я, мы вступили в ожесточенную борьбу. Нам предложено было договориться между собой и предложить общую резолюцию. Мы сделали это, и резолюция была принята. Резолюция эта, формулированная в пунктах IV, V, VI и VII административных постановлений Базельского конгресса, гласит следующее:

«IV. Каждая новая секция или общество, желающие вступить в Интернационал, должны сообщить о своем присоединении Генеральному Совету.

V. Генеральный Совет вправе допустить или отвергнуть присоединение всякого нового общества или группы, каковым предоставляется право апеллировать к ближайшему конгрессу. – Там, однако, где имеются федеративные группы, он обязан до приема или отказа в приеме новой секции или общества запросить мнения федеративного совета, причем за ним сохраняется право предварительного – до конгресса – решения.

VI. Равным образом Генеральный Совет вправе впредь до ближайшего очередного конгресса исключить любую из секций Интернационала. – Каждая группа секций со своей стороны может принять в свой союз или исключить из него отдельную секцию или общество, при этом она не вправе исключить их из Интернационала, но может ходатайствовать о том перед Генеральным Советом.

VII. В случае конфликтов между обществами, ветвями одной национальной группы или между группами различных национальностей Генеральный Совет вправе брать на себя разрешение спорного вопроса, при этом разрешается апеллировать к ближайшему конгрессу, каковой выносит окончательное решение».

Таковы пункты, в формулировке которых я повинен, по меньшей мере, на три четверти. Мне остается только еще раз повторить:

Mea culpa, mea maxima culpa!

Однако, – я подчеркиваю это снова, – ни я, вносивший предложения, ни Базельский конгресс, утвердивший эти пункты, не могли представить себе, чтобы Генеральный Совет, который до того времени был столь разумно сдержан и осмотрителен, когда-либо мог возыметь безумное желание о превращении своем в правящий орган. Страх перед этим был всем так чужд, столь прочно было в Интернационале представление о Генеральном Совете, как о слуге, а не господине и наставнике, как о простом бюро, а не о правительстве, что вслед за этим, в течение трех лет три последующих конгресса, Лозаннский, Брюссельский и Базельский, беспечно переизбирали в Генеральный Совет все тех же людей, все тот же состав.

Ежели поступать бы по всем правилам, каждый новый конгресс должен был бы избирать новый Генеральный Совет, в Лондоне или в каком-либо другом месте, и каждая национальная федерация была бы на нем представлена по крайней мере одним делегатом, избранным ей и посланным в Лондон, либо другой на этот год намеченный город, где бы он представлял собой все интернациональные секции своей страны.

До сих пор в Европе существует только одна страна, в которой Генеральному Совету обеспечено спокойствие. Швейцария, без сомнения, очень свободная страна, но она слишком слаба, чтобы противостоять давлению более или менее деспотических и милитаристических правительств, пограничных с ней. К тому же права иностранцев здесь еще довольно ограничены, и правительство кантонов так же, как и правительство Союза, всегда имеет возможность выслать их за пределы страны или по меньшей мере из одного кантона в другой, под предлогом охраны общественной безопасности. Таким образом, остается только одна Англия, самым благоприятным пунктом которой является Лондон.

Однако жизнь в Лондоне дорога. Рабочие федерации каждой страны должны были бы ежегодно расходовать от 1.800 до 2.400 франков на содержание посланного туда делегата. Ввиду того, что они не могут и не хотят нести подобных расходов, национальные федерации вынуждены избирать своих делегатов из числа своих соотечественников, рабочих Лондона. Однако в большинстве случаев они их не знают и потому не могут судить ни о деятельности их, ни об их честности. Не шуточное, впрочем, дело быть добросовестным и деятельным представителем своей страны в Генеральном Совете: делегату приходится непрерывно поддерживать обширную корреспонденцию со всеми федерациями, а часто и со всеми секциями своей страны, он должен составлять статистические и экономические цифровые данные по своей стране для докладов Генеральному Совету, благо, последний, согласно доныне еще не осуществленным постановлениям всех конгрессов, ежемесячно должен опубликовывать отчет об общем положении Интернационала в Европе и в Америке, – отчет, рассылаемый всем секциям Товарищества.

Что за труд! Он требует, с одной стороны, довольно развитого научного опыта, а с другой – много времени. Где найти достаточное число рабочих, которые в состоянии были бы и пожелали бы вести подобную работу без всякого вознаграждения?

К счастью для Интернационала, в Лондоне нашлась группа людей, весьма преданных великой Ассоциации, которые в полном смысле этого слова явились ее основателями и инициаторами. Я говорю о маленькой группе немцев, во главе которых стоит Карл Маркс.

Эти почтенные люди считают меня врагом и третируют меня, как такового, где и когда только могут. Они глубоко заблуждаются. Я нисколько не враг им и, наоборот, испытываю живейшее удовлетворение, когда могу воздать им должное. Мне часто случается делать это, ибо я считаю их поистине значительными и достойными уважения людьми как в отношении ума и знаний, так и в отношении страстной их преданности и неодолимой верности делу пролетариата, – преданности и верности, которые были испытаны 20 годами работы.

Маркс – величайший экономист и социолог нашего времени. Мне приходилось в жизни встречать многих ученых, но я ни в ком из них не встречал столько учености и глубины. Энгельс, нынешний секретарь для Италии и Испании, ученик и друг Маркса, является также весьма выдающимся умом. Уже в 1846-1848 годах они вместе основали партию немецких коммунистов и с той поры не прекращали своей работы в том же направлении. Маркс сформулировал столь глубокие и прекрасные основные положения Общего Устава и облек плотью дружные, инстинктивные стремления пролетариата едва ли не всех стран Европы, оформив в 1863-1864 году идею Интернационала и предложив основать его.

Как вы видите, любезный друг, все это – великие и прекрасные заслуги, и было бы грубой неблагодарностью с нашей стороны, если бы мы не оценили их значения.

5. Марксизм и анархизм

Как же случилось, что мои друзья и я, мы отделились от Маркса и его друзей?

Сему есть две причины:

Во-первых, теории наши различны, можно даже сказать, диаметрально противоположны.

Маркс – властно, централистически настроенный коммунист. Он хочет того же, чего хотим мы: полного торжества экономического и социального равенства, – но в государстве и при посредстве государственной власти, при посредстве диктатуры очень сильного и, так сказать, деспотического, временного правительства, то есть путем отрицания свободы. Его экономический идеал – государство в качестве единственного владельца земли и всех видов капитала, государство, обрабатывающее землю с помощью сельскохозяйственных ассоциаций, хорошо оплачиваемых и руководимых инженерами и финансирующих все промышленные и торговые ассоциации.

Мы хотим достичь того же торжества экономического и социального равенства путем уничтожения государства и всего, что зовется юридическим правом и, с нашей точки зрения, является перманентным отрицанием человеческих прав. Мы хотим перестройки общества и объединения человечества не сверху вниз, при посредстве какой бы то ни было власти и с помощью социалистических чиновников, инженеров и других официальных ученых; мы хотим перестройки снизу вверх, путем свободной федерации освобожденных от ярма государства рабочих ассоциаций всех видов[13].

Вы видите, трудно представить себе две более противоречащих одна другой теории, чем. наша. Однако существует еще одно, на этот раз чисто личное, расхождение между нами. Мы ни в какой степени не удивлены, не огорчены, не оскорблены тем, что Маркс и его друзья исповедуют учение, отличное от нашего. Враги всякого, как доктринерского, так и практического, абсолютизма, мы склоняемся с уважением не перед теориями, которых не можем признать истинными, но перед правом каждого следовать своим собственным теориям и проповедовать их. Мы жадно читаем все, что публикует Маркс, потому что всегда находим в этом много весьма поучительного.

6. Личность Маркса

Маркс настроен иначе. В своих теориях он столь же абсолютен, как и на практике, поскольку для него то возможно; его действительно въедающийся ум уживается рядом с двумя отвратительными недостатками: он тщеславен и ревнив. Ему был ненавистен Прудон потому лишь, что великое имя, это и заслуженная его слава уязвляли его. Нет тех гадостей, которых он не писал бы о нем. Маркс эгоцентричен до безумия. Он говорит: мои идеи, и не хочет понять, что идеи не принадлежат никому, что стоит хорошо посмотреть, и всегда окажется, что именно лучшие и величайшие идеи являются продуктом инстинктивной работы всех; единичному индивидууму принадлежит лишь выражение их, их оформление. Маркс не хочет понять, что идея, даже выраженная им самим, с того момента, как она понята и воспринята другими, становится собственностью этих других в той же мере, как и его.

Маркс, и без того склонный к самопочитанию, был вконец испорчен обожанием учеников своих, которые сделали из него нечто в роде доктринера-папы; а для психического и морального здравия умнейшего даже человека ничего нет столь рокового, как обожание и почитание его непогрешимым. – Все это еще более усилило эгоцентричность Маркса, так что он начинает ненавидеть всякого, кто не хочет гнуть перед ним шею.

Вот главная причина ненависти к нам Маркса и марксистов. К этому надобно добавить, что, ненавидя кого-либо, они считают допустимой в отношении к нему всякую подлость. Нет тех гадостей, той клеветы и лжи, которой они не стали бы распространять на его счет в своих частных беседах и переписке, равно как и в газетах. Таков метод борьбы со своими противниками немцев вообще, и в особенности немецких евреев. Маркс – немецкий еврей, так же, как и многие другие главные и второстепенные вожди той же партии в Германии; впрочем, в этом отношении мадзинисты начинают походить на марксистов. Хочется сказать, что все властники на один лад.

Кажется мне, всего, что я сказал, достаточно, чтобы разъяснить вам причину расхождения нашего. Я возвращусь теперь к Генеральному Совету.

7. Как Генеральный Совет превращается в правительство (продолжение)

С момента его основания Маркс без перерывов является истинным его руководителем. Вокруг него объединяется небольшая группа немцев, учеников его; все они члены Генерального Совета. Совет, собственно говоря, из них и состоит. Дюпон представлял в нем Францию и в то же время исполнял обязанности секретаря для Италии и Испании, где до 1869 года не было ни единого интернационалиста; затем, имеется группа англичан, которые занимаются исключительно делами Англии и Америки.

Точнее говоря, до Базельского конгресса (сентябрь 1869) непосредственная, действительная деятельность Генерального Совета распространялась лишь на эти две страны, да еще на Германию. Деятельность эта сводилась к нулю для Бельгии, Франции, Швейцарии, Италии и Испании. И от этого дело шло нисколько не хуже, напротив, эта полная свобода, это отсутствие всякого, так сказать, официального вмешательства способствовало собственному развитию, организации и самочинному объединению секций и местных и национальных групп. С сентября 1868 года, только лишь после Брюссельского конгресса, Интернационал начал действительно широко развиваться в Бельгии, во Франции и в Швейцарии; два итальянца, оба – члены секции Альянса Социалистической Демократии в Женеве, основали первые интернациональные секции в Италии (в частности, в Неаполе) и в Испании[14].

Вынужденная бездеятельность Генерального Совета, вынужденная вдвойне, так как, с одной стороны, за ним не признавали права на более энергичное вмешательство, а с другой, – у него для этого не было достаточных материальных средств, – бездеятельность эта не только не изумляла и не огорчала латинских секций, напротив, они считали подобное положение в порядке вещей, находили его вполне законным и полезным. Генеральный Совет в представлении всех был только чем-то вроде знамени, напоминающего всем секциям об их интернациональном характере, чем-то вроде точки над і. Никто не смотрел на него, как на правящий орган, обладающий какой бы то ни было властью.

Если бы его рассматривали как власть, то не потерпели бы, чтобы он в течение трех лет, с 1866 до 1869 года, состоял из одних и тех же лиц, кои имели право, если находили нужным, возобновлять и пополнять свой состав; Базельский конгресс также не допустил бы сохранения подобного положения вещей еще на четвертый год: это, ведь, означало бы учреждение подлинной диктатуры, диктатура же всего противнее духу Интернационала. Однако ввиду того, что в глазах всех Генеральный Совет не представлял правительства, никто не находил дурным либо опасным оставление его в прежнем составе еще на год.

По этим причинам мною предложены были вышеупомянутые пункты IV, V, VI и VII, утвержденные Базельским конгрессом.

Все мы думали, что Генеральный Совет, стоящий превыше всех национальных и местных различий, не заинтересованный во всех тех вопросах, что могут вызывать раскол в местных секциях и национальных группах, наилучшим образом сможет при всякого рода конфликтах отстаивать великий принцип интернациональной справедливости.

Мы все обманулись. Лондонский Генеральный Совет или, вернее, немецкая его группа, управлявшая им марксистская секта, лелеяла весьма честолюбивые планы; англичане, до той поры составлявшие в Совете большинство, были отчасти партийными сторонниками Маркса, главным же образом – это можно утверждать почти безусловно – они проявляли лишь очень слабый интерес к делам на континенте; их мысли и работа концентрировались в области английского рабочего движения. Оджер и Кремер – весьма замечательные люди, коммунисты, материалисты, атеисты, косвенным образом ученики великого английского социалиста-филантропа Оуэна, но они – не больше, чем англичане, и, как таковые, очень мало, почти ничего не смыслят в революционном движении на континенте. – Таким образом, фактически все руководство Генеральным Советом было в руках Маркса. Оно находится в его руках и теперь, ибо нас не обмануть большим числом французских коммунаров, введенных в Генеральный Совет. Они были тщательно подобраны. Вы легко поймете, что из большого числа лиц, составлявших Парижскую Коммуну, достаточно много было ничтожеств; большинство из них, к сожалению, были скорее якобинцы, нежели социалисты, а вам известно, что мечта всех якобинцев, которые являются чисто политическими революционерами типа Робеспьера, – это сильная власть, культ власти. Во всей этой старой, ныне осужденной, школе имеется одна лишь заметная личность – Гамбетта. Был еще и другой, Делеклюз, этот прекрасный старик; он, однако, просвещенный логикой фактов, вполне присоединился к социалистическому меньшинству, из числа членов коего в настоящее время столь мало осталось в живых; среди них на первом месте, несомненно, стоял друг наш Варлен.

Таким образом, марксисты допустили в Генеральный Совет лишь некоторое число незначащих коммунаров, – и Серрайе, теперешний секретарь для Франции, – наиболее незначащий из них; предварительно заручились они со стороны коммунаров торжественным заверением, что те будут действовать под властным руководством Маркса. – Возможно, что здесь имеется и двое-трое французов независимых; в таком случае, можно быть уверенным, что они выйдут из Совета, как не раз уже выходили или отказывались вступать туда другие.

Я могу с полным знанием дела уверить вас, что, несмотря на все их потуги и всю шумиху, которую они подняли, их влияние на Францию равно нулю.

Фактическое влияние сконцентрировано теперь в руках французской секции Социалистической Пропаганды и Действия, основанной в Женеве и принадлежащей к Юрской федерации, а также в руках Бельгийской федерации. Первая охватывает весь юг Франции; последняя – север; в Париже обе братски встречаются.

В настоящее время стало вполне очевидным, что еврейско-немецкая или марксистская группа, которая и теперь главенствует в Генеральном Совете, всегда лелеяла честолюбивую мысль о превращении Интернационала в особый вид хорошо регламентированного и хорошо дисциплинированного государства, – государства, подчиненного единому правительству, вся власть коего будет сконцентрирована в руках Маркса.

Если эта тенденция не проявилась до сентября 1869 года, тому причиной послужило одно обстоятельство: до того времени еще не было средств для обеспечения за ней победы. У марксистов не было ни денег, ни большинства на конгрессах, так как большинство, преобладающее большинство, на конгрессах состояло из делегатов от федераций латинских стран: бельгийцев, французов, романских швейцарцев, а эти делегаты никогда не проявляли склонности подчиниться кнуто-германской диктатуре.

На Базельский конгресс впервые явились в очень большом числе делегаты от Германии, Австрии и немецкой Швейцарии, прекрасно организованные, к тому же члены единой патриотической, пангерманской партии, называвшейся рабочей партией немецкой социал-демократии.

Побуждаемые Марксом и марксистами, повинуясь строжайшей дисциплине, немецкие и немецко-швейцарские делегаты предложили Базельскому конгрессу новую политическую программу; будь эта программа утверждена, она потрясла бы до основания истинную программу Интернационала и сделала бы из него орудие буржуазного радикализма. Их проект горячо был поддержан всеми немецкими и английскими делегатами Генерального Совета. К счастью, латинские делегаты еще и на этот раз оказались в большинстве, и проект немцев был отвергнут. Отсюда – гнев.

Немецкие вожди, потерпевшие на сей раз поражение, дали себе слово привести с собой на следующий конгресс еще больше немецких делегатов. – Однако этот конгресс не мог состояться. Ужасная война, которой суждено было закончиться раздроблением Франции, началась в августе 1870 года.

Созыв конгресса стал, таким образом, невозможен.

Социал-демократы Германии, надо признаться, мужественно вели себя в течение этой войны. В то время как немецкая буржуазия всех политических оттенков, опьяненная неслыханными победами, рукоплескала зверству бесчисленных своих армий, терзавших Францию, они одни нашли в себе смелость протестовать. Не имея достаточных для возмущения сил, они не могли делать ничего другого; но то, что делалось ими, делалось с достойным уважения блеском. Многие из их вождей были брошены в тюрьму, но все же не прекратили на своих собраниях и в своих газетах антипатриотического, но тем более человеческого протеста.

Это было прекрасно с их стороны; куда менее прекрасно было то, что они сумели извлечь для себя пользу из этого периода всеобщего замешательства; в то время когда все мы поглощены были всецело изысканием средств для спасения Франции путем великого народного возмущения, они, говорю я, извлекли из этого пользу для того, чтобы еще энергичнее повести свои честолюбивые интриги и самым низким образом оклеветать тех, кто поборол и победил их на Базельском конгрессе.

Именно в это время Генеральный Совет, или, вернее, главенствующее в нем марксистское ядро, заключил наступательный и оборонительный союз с реакционной кликой, царившей в ту пору в Женевской федерации. Генеральный Совет послал своих агентов одновременно в Италию и в Испанию, имея в виду все ту же цель[15]. Его официальный орган в Германии «Volksstaat» громко заявлял, «что после победы немецких армий и поражения Франции инициатива социалистического движения должна перейти от Франции к Германии».

Подготовив таким образом почву, они сочли себя в силах нанести решительный удар. Они не осмелились созвать общий конгресс, как должны были бы сделать, так как на этот конгресс неизбежно явились бы и все их противники, – а они не без оснований опасались, что их дела, совершенные во мраке интриг, должны будут выступить на яркий свет общественного мнения, которое всегда убийственно действует на интригу. Потому они созвали только всех своих друзей или тех, кого считали достаточно подготовленными для воспринятия их дружбы, то бишь, их авторитета, созвали на тайную конференцию, – на конференцию, которая не носила законного характера и потому не пользовалась законными правами конференции, вследствие чего результаты ее недействительны и фиктивны.

На этой конференции, собравшейся в Лондоне в сентябре 1871 года, они внесли свои предложения. Что же произошло? Эти предложения были единогласно отвергнуты бельгийскими, французскими и испанскими делегатами. Я полагаю, там не было итальянцев, по крайней мере итальянцев, делегированных от Италии. Однако, так как марксисты совершенно произвольно предоставили возможность участвовать в конференции большому числу никем не делегированных немцев, так же как русскому еврейчику, жалкому интригану[16], и англичанам, – они имели большинство; это большинство вотировало за все их предложения, имеющие целью не что иное, как облечение Генерального Совета диктаторской властью; Генеральному Совету наряду с другими полномочиями предоставляется право верховной цензуры над всеми газетами Интернационала, при посредстве коих он может опубликовывать свои декреты, свои указы; право посылки во все страны делегатов с чрезвычайными полномочиями, коим разрешается присутствовать на всех заседаниях национальных или местных советов; право некоторым лицам давать исключительные полномочия основывать секции Интернационала, другим же отказывать в них, – отказывать в том праве, которое на основании Общего Устава принадлежит без исключения всем, кто бы этого ни пожелал.

Наконец, конференция вотировала еще тайные положения, которые могут быть сообщены только федеративным советам...

Одним словом, мы имеем здесь дело с полным превращением Интернационала в управляемое единообразным, дисциплинарным путем государство, с превращением Генерального Совета в диктаторское правительство. Это было смертным приговором Интернационалу.

Невероятные эти, поистине безумные, бессмысленные декреты вызвали во Франции, в части Швейцарии, в Бельгии, в Италии и в Испании возбуждение, недовольство и всеобщий протест.

Друзья наши из Юрской федерации, непосредственно задетые двойной, – женевской и немецкой, – интригой, заговорили первыми. Вы читали единогласно вынесенный французско-юрским конгрессом энергичный протест и передали его вместе с вашим одобрением в Fascio operajo[17].

Вслед за выступлением швейцарских юрцев сказали свое слово бельгийцы.

Изо всех европейских интернациональных организаций бельгийская, – я не стану пускаться в объяснения, – является наиболее разумной, пылкой, деятельной, солидной и замечательной во всех отношениях. На втором месте после нее стоит Испанская федерация, коей первый зародыш заложен был в Испании одним из итальянских друзей[18] в 1868 году. Бельгийская федерация имеет вполне самостоятельное происхождение.

В Бельгии существует кучка в пятнадцать, не более, человек молодых людей, молодых буржуа по рождению и воспитанию, которые, однако, вполне преданы делу пролетариата, вплоть до готовности разорвать все узы чувств, привычек, интересов и тщеславия, которые прежде соединяли их с буржуазным миром. Шестеро или семеро из них отличаются широким научным кругозором, высоким, просвещенным, исключительным по своей всесторонности и глубине умом, находящим, к тому же, опору в великодушном сердце, стойкой революционной пылкости и воле. Рабочее население столь же серьезно, сколь многочисленно. В Бельгии господствует и процветает, как вам известно, крупная промышленность, а крупная промышленность означает в то же время и великую нужду. Так же, как и итальянцы, бельгийский народ по всем своим историческим традициям федералистичен. – Основные элементы были, таким образом, уже даны, а в уме, знаниях и воле, потребных для организации этого столь богатого сырого материала, также не было недостатка. Отсюда проистекала изумительная организация Интернационала в Бельгии; вполне естественно, что на наших конгрессах всегда с большим уважением прислушивались к голосу бельгийцев; все знали, что все сказанное ими глубоко продумано и заслуживает самого серьезного внимания, ибо никогда они не вносили на конгресс предложения, не убедившись предварительно, что предложение это действительно выражает желания их соотечественников.

Все это придает чрезвычайную вескость постановлениям, вынесенным на последнем Бельгийском конгрессе (Брюссель, 24-25 декабря 1871 года), – постановлениям, кои окажут серьезное влияние на решения ближайшего всеобщего конгресса. Возможно, что вы читали эти резолюции, однако, опасаясь противного, я приведу их здесь.

8. Бельгийский рабочий конгресс.

«Бельгийская федерация на своем конгрессе 24 и 25 декабря 1871 года,

имея в виду ежедневно распространяемую реакционной прессой абсурдную клевету, которая стремится изобразить Интернационал деспотическим обществом, подчиненным исходящей сверху и распространяющейся на всех его членов по иерархической линии дисциплине и предписаниям,

принимая во внимание то обстоятельство, что, напротив, борющийся против деспотизма и централизации Интернационал постоянно считал необходимым согласование своей организации со своими принципами,

заявляет раз навсегда, что Интернационал представляет собой не что иное, как союз совершенно автономных федераций и никогда не был не чем иным, что Генеральный Совет является простым корреспондентским и осведомительным центром и никогда не был не чем иным.

Бельгийская федерация приглашает все местные федерации (по ее терминологии это означает – национальные) выступить с аналогичными декларациями, дабы принудить к молчанию тех, кто считает нас орудием в руках нескольких лиц.

С другой стороны, принимая во внимание, что Общий Устав, сложившийся в период организации Товарищества, до известной степени дополнявшийся на каждом конгрессе, недостаточно точно определяет права федераций и не вполне отвечает требованиям современной практики, –

она заявляет, что имеется налицо потребность в серьезном пересмотре Устава.

Вследствие этого,

Бельгийская федерация поручает Бельгийскому совету выработать проект нового устава, и опубликовать для того, дабы он был подвергнут обсуждению в секциях и на ближайшем Бельгийском конгрессе (который должен собраться в конце июня, – так как Бельгийская федерация собирает ежегодно два конгресса через шестимесячные промежутки). После одобрения со стороны Бельгийской федерации проект должен быть предложен на ближайшем конгрессе Интернационала.

Бельгийская федерация приглашает прочие местные (национальные) федерации последовать ее примеру с тем, чтобы ближайший интернациональный конгресс мог заключить окончательный федеративный договор».

_____________________

9. Как противодействовать диктатуре в Интернационале?

Здесь все сказано ясно, не так ли? Здесь имеет место полное присоединение к положениям, высказанным в циркуляре Юрского конгресса, с той только разницей, что Юрская федерация, непосредственно затронутая конференцией и Генеральным Советом, должна была разрешить местные вопросы и разногласия с Генеральным Советом, в то время как Бельгийская федерация, у которой с ним не было, так сказать, личного спора, подняла этот вопрос в той же плоскости, но в безличной форме. И, поступая так, она действовала вполне правильно.

Существует еще одно различие: Юрский конгресс потребовал немедленного и чрезвычайного созыва всеобщего интернационального конгресса, Бельгийская же федерация, не высказываясь по этому поводу прямо, по-видимому, желает отложить все вопросы до очередного, обычного общего конгресса, который должен собраться в сентябре (1872), по всей вероятности в Швейцарии, так как, во-первых, никакое другое континентальное государство не может обеспечить делегатам всей желательной безопасности, а, во-вторых, Швейцария является государством, находящимся чуть ли не в центре континента.

С той минуты, как Бельгийский конгресс внес предложение о пересмотре устава, предложение столь разумное и справедливое, что я не сомневаюсь в единогласном его принятии, немедленный созыв общего конгресса, казалось бы, является бесцельным. Столь важные вопросы не могут и не должны быть проголосованы слишком поспешно. Все секции всех стран должны изучить реформы, которые представляются для них необходимыми, и в той или иной степени договориться между собой; затем они должны на своих национальных конгрессах как можно точнее согласиться относительно общего проекта, дабы их делегаты могли согласованно выступать на интернациональном конгрессе. Все это требует времени, и, еще не зная решения наших юрских друзей, я почти уверен, что они одобрят удлинение срока, необходимое для осуществления предложения бельгийцев, и откажутся от своего требования немедленного созыва всеобщего конгресса.

Ввиду того нового оборота, который принимает вопрос, я желал бы внести во все секции и федерации Италии следующие предложения:

1) Так как Бельгийский конгресс относит свое приглашение ко всем местным, то есть национальным, федерациям, мне кажется справедливым, полезным и уместным, чтобы все секции и федерации Италии, мысленно объединив в одно целое вполне идентичные в основе своей предложения Юрского и Бельгийского конгрессов, немедленно сообщили о своем полном присоединении к ним как Юрскому комитету (адрес: – Швейцария – Бернская Юра – Сонвилье – Господину Адемару Швицгебелю, граверу), так и Бельгийскому совету (через посредство брюссельской газеты «La Liberté»; новый адрес: в редакцию «Liberté» – Брюссель – улица de la Smaritaine, 13).

2) Чтобы о своем присоединении они немедленно опубликовали во всех итальянских, а также испанских социалистических газетах.

3) Чтобы все секции и федерации Италии немедленно начали между собой переписку с целью соглашения относительно средств и путей для достойной подготовки к обсуждению этого в высшей степени важного вопроса, – ибо оно должно решить всю будущую судьбу Интернационала: а также с целью – дать делегатам итальянских секций возможность выступить на ближайшем общем конгрессе с полным знанием того, какое мнение они должны там представить, что должны делать и говорить.

4) Чтобы все итальянские секции и федерации приняли новый проект устава, который, согласно постановлению Бельгийского конгресса, должен быть вскоре выработан и опубликован бельгийским советом, за общую основу для проработки – по секциям вопросов, связанных с реформой устава.

Если бы итальянские секции и федерации решились на это, они, на мой взгляд, поступили бы в высшей степени разумно. Все ваши секции – новички в Интернационале, они не знают его прежних обычаев и традиций, его настоящего положения и обстоятельств. Если бы вы составляли проекты нового устава, беря за основу только наш старый устав, вы рисковали бы представить на общий конгресс проекты реформ, столь чуждых единому мнению других федераций, что вся ваша работа пропала бы даром, а тем самым умалилось бы и должное ваше влияние на этом конгрессе. С другой стороны, на основании всех приведенных выше причин, я беру на себя смелость заверить вас, так сказать, наперед, что из всех проектов, предложенных конгрессу, Бельгийский, о котором я, впрочем, пока еще не имею ни малейшего представления, окажется в целом наиболее полным, наиболее разумным, наиболее отвечающим современным потребностям. Вместе с тем, приняв сей проект за основу ваших работ, вы ни в какой мере не отказываетесь от самостоятельности суждений своих и свободы мысли. Вы только положите в основу изучения и работы всех итальянских секций общий базис, а затем предоставите каждой секции право изменять бельгийский проект по своему усмотрению.

Я настолько убежден в пользе подобного образа действия, что предложил его также нашим друзьям в Юре, равно как и французам и испанцам.

5) По окончании изучения этого проекта и внесения каждой секцией своих изменений, делегаты секций могут доложить о полученных результатах на всеитальянском демократическом конгрессе, который вы предполагаете собрать весной; вы можете, далее, на этом конгрессе сами составить проект, который представлял бы общую мысль всей итальянской федерации, – одним словом, вы можете сделать то же самое, что предполагают сделать бельгийцы.

Таковы мои предложения, любезные друзья. Я бы очень желал, чтобы на ближайшем общем конгрессе Интернационала, который, по всей видимости, может быть созван уже в первых числах сентября, Италия была представлена полно и разумно. Для этого необходима посылка на конгресс большого числа делегатов, с очень точными инструкциями и с императивным мандатом, по крайней мере в отношении главнейших вопросов, – делегатов, стоящих на должной высоте, обладающих полным знанием принципов, обязательств, положения и жизненных условий нашего великого Международного Товарищества.

Только в подобном случае Италия скажет свое веское слово на нашем ближайшем общем конгрессе и сможет принять деятельное, подобающее ей, участие в великом деле перестройки Интернационала.

Однако для допущения итальянских делегатов на конгресс в качестве полноправных членов абсолютно необходимо, чтобы все итальянские секции, ими представленные, выполнили все условия, которые предъявляются общим уставом и регламентом ко всякой новой секции или федерации.

Вы должны точно и быстро выполнить все эти требования (их пять, и я подробно перечислил их в этом письме) не только для вашей романской федерации (Fascio operajo), как целого, но и для каждой секции в отдельности, иначе, в этом вы можете быть вполне уверены, ваши делегаты не будут допущены на конгресс.

Таков наш закон, и Генеральный Совет не преминет обратить его против вас, которые, едва вступив в великую интернациональную семью, осмелились, в качестве непокорных детей, какими являетесь вы, возмутиться против отеческого его авторитета.

Настоятельно прошу вас, не давайте ему в руки этого прекрасного предлога; выполните, не теряя ни единого дня, с точностью математиков и педантичностью ученых все обязательства, возлагаемые нашими основными законами на новые секции. Как это ни мало вероятно, не исключена возможность того, что даже в случае, если вы педантично выполните все эти обязательства, Генеральный Совет, недовольный вами уже за симпатичный ваш протест в пользу Юрского конгресса, – окажется настолько глуп и туп, что откажет вам в приеме.

Но этим он сам даст вам оружие в руки. Вы, несомненно, давно сообщили всем интернациональным обществам в Италии: в Сицилии, Неаполе, Риме, Ливорно, Флоренции, Милане, Турине и Генуе, о рождении вашего великого романского Fascio (Рабочий Союз) и не замедлили вступить в связь, братскую и солидарную, со всеми этими итальянскими секциями и федерациями, дабы они послужили основанием для близкой организации вашей итальянской федерации. Если вы послушаетесь моего совета, вы сделаете то же самое и по отношению к Бельгийской, Юрской и Испанской федерациям, а также и по отношению к вновь образовавшейся французской секции Пропаганды в Женеве, каковая в настоящее время концентрирует всю работу по Южной Франции.

Адрес бельгийцев – адрес «Liberté» в Брюсселе. – Написать французской секции вы можете через посредство Адемара Швицгебеля (адрес его я вам указал – Бернская Юра, Сонвилье). Испанцам пишите через посредство двух газет их, – «La Federacion» в Барселоне и «La Emancipacion» – в Мадриде.

Чтобы заявить всем этим иностранным федерациям о своем рождении, воспользуйтесь прекрасным случаем и присоединитесь, – в весьма сдержанных, самых братских выражениях, – к их протесту против лондонского произвола, сообщив им в то же время о полном вашем присоединении к вынесенным в Юре и в Бельгии резолюциям.

Таким путем вы прочно обоснуетесь и устроитесь в Интернационале со всеми правами местной автономной федерации, прежде еще, нежели Генеральный Совет успеет утвердить вас или отказать вам в приеме. Если он, как я надеюсь, утвердит вас, – тем лучше. Если же он совершит глупость и откажет вам в приеме после того, как вы и по отношению к себе, и по отношению к нему выполните все обязательства нашего регламента, вам достаточно будет довести до сведения всех объединенных секций и федераций в Италии и других вышеназванных странах об этом глупом и совершенно произвольном отказе, чтобы со всех сторон поднялся страшный протест против Генерального Совета; вы выиграете сражение еще прежде, нежели вступите в битву.

Однако я опять повторяю это, мало вероятно, чтобы Генеральный Совет отказал вам в приеме. Скрепя сердце, конечно, но все же он почувствует себя вынужденным принять вас. В этом случае необходимым образом создадутся регулярные отношения между вами и Лондонским Генеральным Советом, в частности – его секретарем для Италии, Фридрихом Энгельсом; адрес его: Frederick Engels Esq. 256, High Holborn, London, W. C. England. Именно к нему вы должны, прежде всего, направлять все извещения, пожелания и прочее, что имеются у вас, а также все деньги, посылаемые вами для Генерального Совета.

Он вам напишет, и первое, что он сделает, будет, несомненно, попытка доказать вам, что вы заблуждаетесь относительно намерений и планов Генерального Совета. Именно поэтому я счел важным написать вам это весьма длинное письмо и рассказать подробно, как происходили все эти дела, чтобы вы могли ответить ему с полным знанием дела, однако ни разу не упоминая обо мне, о чем я вас очень прошу. Если вы будете в затруднении, как ответить ему на тот или иной вопрос, я всегда к вашим услугам.

Выполните по отношению к Генеральному Совету все обязательства, возлагаемые на вас Общим Уставом и регламентом нашим, с дополнениями, кои внесены конгрессами, сами, – и ничего больше. Резолюции последней конференции не имеют законной силы, они недействительны. Если от вас потребуют чего-либо на основании постановлений этих конференций, отвечайте, что не признаете их и протестуете против них вместе с Бельгийскими, Юрскими, Французскими и Испанскими федерациями.

Так, например, если Генеральный Совет пришлет вам коммюнике с приказанием поместить его в ваших газетах, напечатайте его, если содержание вам нравится, и оговорите при этом ясно, что публикуете его только потому, что вам оно нравится, – если же оно вам будет не по душе, не печатайте его.

Если Генеральный Совет пришлет вам делегата, снабженного чрезвычайными полномочиями, примите его по-братски, как вы, несомненно, принимаете всякого другого члена Интернационала, – но не как чрезвычайного делегата, правительства коего в Интернационале нет.

По общему нашему уставу и регламенту, Генеральный Совет не вправе посылать и навязывать автономным федерациям и секциям своих проконсулов; это – самоуправное изобретение самоуправной конференции.

Если, наконец, Генеральный Совет разрешил бы себе отдать вам какое-либо приказание, отвечайте ему, что для вас он не больше и не меньше, чем центральное бюро для корреспонденции и статистики, которое является слугой, а не господином Интернационала.

Последний совет, любезные друзья.

– Избегайте, поскольку это возможно, в ваших газетах открытой полемики с Генеральным Советом. Не следует заявлять, как в одном из недавних нумеров вашего Fascio operajo, что Генеральный Совет отдается во власть пангерманской идеи. Мы можем говорить об этом в наших беседах, в интимной нашей переписке, однако не все, о чем говорится в такой переписке, подлежит опубликованию. Последуем примеру, данному нам бельгийцами: на заседаниях своего последнего конгресса они энергично нападали на самоуправные шаги и действия Генерального Совета, в особенности, властвующей в нем немецкой фракции, – однако в вынесенных конгрессом резолюциях и в статьях его газет («L’Internationale», «La Liberté», «La Mirabeau von Verviers» и других) они при обсуждении того же вопроса тщательно заботятся о том, чтобы практически не вовлекать Генеральный Совет в свою полемику, и постоянно остаются в высокой сфере принципов.

Даже в том случае, если бы вы, действительно, вынуждены были выступить против Генерального Совета, вам надлежит облечь свое выступление в самую братскую и сдержанную форму.

_____________________

Теперь я все сказал, если вы захотите взять на себя труд внимательно прочесть это письмо, вы будете знать не меньше моего о современном Положении и обо всех вопросах внутренней организации, которые в настоящее время заботят великую нашу Ассоциацию. Справедливо, нет ли, я считал необходимым это последнее и пространное разъяснение; впредь обещаю не писать вам больше длинных писем, ибо весьма вероятно, что вам некогда их читать, а мне самому, могу вас уверить, чтобы писать их приходится урывать время за счет других, крайне спешных дел.

Письмо это, которое я сперва предназначал для одного только Рубикона, я теперь обращаюсь ко всем вам, которые были так добры, что написали мне; прошу вас прочесть его и написать мне открыто, в каких пунктах вы согласны со мной, а в каких – нет. Итак, письмо это назначается для всех близких друзей.

Я посылаю его прежде всего другу Berbero [Винченцо Пецца], который прочтет его первым и скажет вам от имени новой секции, организованной в Милане, согласен ли он или нет с его содержанием.

Я прошу его по возможности скорее переслать письмо в первую очередь другу Рубикону, который будет так добр передать его Lupo [Эрминио Пескатори], тот перешлет его Lucca [Чельсо Черетти] и т.д.

С живым нетерпением, во имя друзей наших, буду я ждать ваших ответов.

Сильвио [Михаил Бакунин][19]

[1] Fascio operajo – рабочий итальянский союз, образовавшийся в Болонье 27 ноября 1871 года. В манифесте, выпущенном обществом, так определялись его задачи.

«Как вольнодумцы, мы не поклоняемся никаким идолам. Мы ждем спасения не от бога, а от нас самих, от наших жалких сил, мы хотим все сделать сами. Как друзья света, мы не устраиваем заговоров во тьме, мы открыто заявляем, чего хотим. Мы хотим свободы с порядком, равенства с правом, братства с трудом... Все эти основания побудили нас сорганизоваться в общество под именем Fascio operajo и, так как мы убеждены... что социальный вопрос пролетария – не национальный, а мировой вопрос, мы хотим объединиться с рабочими других наций в тесный союз солидарности и совместной работы, так как все они наши братья»...

Общество стремилось к созданию итальянской федерации из независимых местных организаций. Вместе с тем оно ставило себе интернациональные задачи.

[2] denunziatoricher

[3] Эрминио Пескатори из Болоньи.

[4] Чельсо Черетти. Гарибальдиец, сделавшийся бакунистом.

[5] До тире в оригинале имеется фраза, не поддающаяся переводу: «Garibaldi... est au fait, c’est ne pas une idée». (Гарибальди… это, между прочим, не идея).

[6] Рубикон – псевдоним Людовика Набруцци. Это следует держать в ума, так как следующее письмо как раз адресовано Рубикону.

[7] Чельсо Черетти.

[8] Paolo – Виццони, Marco – В. Пецца.
Письмо это Бакунин переслал Набруцци через Винчеццо Пецца, который, переправляя его, сделал от себя следующую приписку:
«Что вы скажете о программе Сильвио? Скажите мне откровенно свое мнение. – Сильвио – революционный феномен, однако, индивидуальные ученья не должны служить у нас догмой. Я присовокупляю к этому то, о чем Сильвио не говорил: эта программа должна быть известна только немногим и самым близким; организационная работа может продолжаться на общих основах Интернационала, а именно, на основах солидарности между всеми сыновьями труда. Однако, лежащий в основе Интернационала принцип автономии, без которого Интернационал превратился бы в большую, тиранически-дисциплинированную силу в руках одного или нескольких лиц, этот принцип позволяет вам объединиться с Интернационалом, не подчиняясь при этом какой-либо системе, и дает в то же время возможность вкусить все преимущества интернационализма. – Моя мечта, чтобы юная итальянская демократия, которая берет на себя дело пролетариата, самостоятельно проявила себя, вне индивидуальных влияний, коллективным путем и в определенной форме на основании свободно и всеобще принятой программы»...

[9] «Рабочий Союз», организованный в Болонье в 1871 году.

[10] Моя вина, моя великая вина.

[11] Освободи место, негодяй, чтобы я мог его занять.

[12] Hins – один из виднейших бельгийских бакунистов. (прим. Полонского)

[13] Здесь Полонский пишет, что Бакунин плохо знает марксизм, потому что «государство» – это не его конечный идеал. Как раз-таки наоборот, Бакунин глубоко понимал марксизм, поэтому и приписал слово «временного правительства». Как всем известно, в марксизме государство отмирает (или «засыпает» как говорил Энгельс) только лишь как инструмент «классового угнетения», а не в полном анархистском смысле. Оно должно низводится до что-то вроде высшего администратора вещами и процессами производства. А пока этого не произошло, (и не произойдет) государство будет верой и правдой служить своему подневольному народу.

[14] Карло Гамбуцци и Джузеппе Фанелли.

[15] Неизвестно, чтобы во время война 1870-1871 годов имело место что-либо подобное, – Лафарг приехал в Мадрид только в декабре 1871 года, Бакунин написал 18 и 19 декабря 1871 года большое письмо Сентиньону и Фарга Пелиссе в Испанию и получил письмо от Сентиньона только 3 января. Письмо к Рубикону – от 23-26 января 1872 года. Таким образом, в то время было еще мало известно о только начинавшейся деятельности Лафарга, но в письме Сентиньона, пожалуй, могло уже быть сообщение о присутствии Лафарга в Мадриде. Что касается Италии, здесь, поскольку я вижу, может идти речь только о Кафьеро, который, по приезде своем летом 1871 года в Неаполь, чувствовал себя прежде всего уполномоченным Энгельса. Об этом Бакунин должен был точно знать от Палладино и других; решительный разрыв Кафьеро с Марксом тогда еще не успел произойти. Иначе не могу объяснить это место; если бы здесь участвовали еще какие-либо другие лица, упоминание о них должно было бы, несомненно, встретиться в одном из многочисленных источников. (Стр. 193. Michael Bakunin – Gesammelte Werke, т. III). (прим. Неттлау)

[16] Николаю Утину.

[17] Еженедельная газета, издававшаяся в Болонье, начала выходить с конца декабря 1871 года. Правильнее «Il Fascio operajo».

[18] Джузеппе Фанелли.

[19] Вячеслав Полонский на этом моменте разрывается гневным примечанием в адрес Неттлау:

«Зашифрованные имена, зашифрованная подпись, предупреждения, чтобы имя Бакунина, как автора, оставалось неизвестным, – все это не улавливается «моральной» точкой зрения Макса Неттлау. А ведь тайная деятельность Бакунина, охватывавшая несколько стран, объединяла подпольно ведущуюся борьбу против Генерального Совета, во имя его «великой перестройки». Если с «моральной» точки зрения Макса Неттлау политическая деятельность Бакунина в недрах Интернационала, направленная против Генерального Совета, вполне может быть оправдана, почему он отказывает в «моральном» оправдании Марксу, вождю этого самого Генерального Совета, против которого глубоко под землей, за его спиной, велся систематический подкоп, имевший целью уничтожение этого самого Генерального Совета, законно избранного законными конгрессами? Этого противоречия нам Макс Неттлау не объяснит именно потому, что «моральная» точка зрения, с которой он обозревает все события, является точкой зрения субъективной, извращающей смысл событий и не дающей возможности человеку, стоящему на ней, видеть их в правильном свете».

Полонский не понимает, что главное различие методов Маркса и методов Бакунина заключается в том, что Бакунин не пытался использовать ложь, клевету (но, к сожалению, использовал оскорбления), а также подтасовку делегатов и прочие нечестные действия, чтобы достигнуть своих целей и целей большинства секций Интернационала. По-видимому, зря. Нечестные методы в этом случае оказались эффективнее.